Забавно, является ли признаком старости осознание того факта, что срубить все бабло мира не получится?
Кобб все же добивается своего: Имс обещает подумать. Это еще не означает согласия, но Кобб удовлетворенно прикрывает глаза.
– Ладно, встретимся в Маастрихте, – Имс встает, пододвигает Аазиру купюры – их там гораздо больше, чем стоит их выпивка, и, не прощаясь, выходит на улицу.
Сегодня Имсу предстоит еще два важных дела, и ни одно из них не стоит откладывать.
***
Имс не торопясь возвращается домой, переодевается, придирчиво наводит порядок в ванной и гардеробной, обделяя вниманием остальную часть квартиры. Дом, в котором живет Имс, старой, еще колониальной постройки, а значит, в нем имеется черная лестница для прислуги. Имс не ленится проверять пыль на ней каждые несколько дней, если находится в Момбасе.
В этот вечер на лестнице все то же самое, что и на прошлой неделе. Имс бросает внимательный взгляд на художественно разложенный мусор, но нет, никаких изменений не заметно. Фантики и песок по углам находятся именно в тех местах, где и должны быть. Это хорошо.
***
Когда день начинает увядать, и морковный цвет крыш Момбасы приобретает бархатный, словно бы подкопченный оттенок едва обожженной в печи терракоты, Имс покидает дом через парадный вход. На пороге он сталкивается с Индрой. Смешные спиральки, из которых обычно состоит ее прическа, в этот момент устало поникли и печально вздрагивают, напоминая висящих на паутинках гусениц.
– Королева трюфелей и рахат-лукума спешит к домашнему очагу, – высокопарно начинает Имс, галантно распахивая перед Индрой дверь.
Индра приобретает подозрительный вид и оглядывает Имса с головы до ног.
– Мне повернуться? – интересуется Имс.
– Можешь не утруждаться, – пожимает плечами Индра, – я и так вижу, что ты нарядился, как павлин.
– Фу.
Индра кивает своим мыслям.
– Точно, опять намылился шляться до утра неизвестно где, – заявляет она.
Спиральки на ее голове согласно трепыхаются.
– Почему это – шляться? – протестует Имс. – У меня свидание! И вовсе не неизвестно где, а в «Савое».
– Я так и поняла, что ты опять подцепил какого-нибудь безмозглого туриста, – Индра насмешливо и снисходительно улыбается, как улыбается собственному мужу, когда тот толкает вдохновенные речи о здоровом образе жизни.
Имс пожимает плечами – мол, ну что делать, вот тут ты меня поймала. За Индрой захлопывается дверь, а Имс вальяжно, своей характерной походкой вразвалочку, проходит квартал, выходит на оживленную улицу и тут же сворачивает в узкий проход между домами – в Момбасе таких полным-полно. Если знать, куда и как идти, можно добраться до пункта назначения одними дворами, подворотнями и проулками, вовсе не выходя на улицы.
Не проходит и десяти минут, как он поднимается к собственной квартире по грязной лестнице для прислуги. На узкой лестничной клетке его дожидается черный пластиковый мешок, в которых обычно выносят всякий мусор. Из мешка Имс вынимает бесформенный полотняный пиджак и дурацкую шляпу, в каких по городу рассекают безмозглые туристы.
На улицу выходит совсем другой человек. У него неспешная и слегка неуверенная походка человека, незнакомого с местностью, шляпа и солнечные очки на пол-лица, дешевый фотоаппарат-мыльница на шее и телефон с GPRS в руке. Человек таращится по сторонам, как и положено нормальному туристу, но, одолев несколько перекрестков, снова пропадает в очередном проулке.
Момбаса, слава богу, не Нью-Йорк и никогда им не станет, и здесь нет бессчетных камер на всех углах и столбах, но Имс – сторонник приватности. Особенно в тех случаях, когда у него важное свидание. И кому, как не ему, знать, что стоит внести хотя бы малейшие изменения во внешность, поменять манеру движений и обзавестись одной-двумя яркими деталями, как тебя не признает даже родная мать.
Проходя мимо какой-то лавки, Имс с гордостью бросает взгляд в витрину: там теперь вместо его обычного полувульгарного вида слегка разбогатевшего прощелыги отражается типичный англичанин среднего класса откуда-нибудь из пригородов Ливерпуля, начитавшийся в детстве приключенческих книжек про сокровища царицы Савской и наконец отважившийся на экзотическое путешествие чуть дальше спокойной, буржуазной Барселоны.
Имс уже в который раз сам себе выносит похвалу: уж очень правильно в свое время был выбран и разработан каждодневный образ. Стоит сбросить его, как ненужную шкуру, и – вуаля! – ты практически невидимка. Ты – уже не ты. Вместо тебя кто-то другой, и каждый раз это наполняет его восторгом.
У настоящей свободы так много граней.
Как пить дать – пройди он сейчас мимо Индры, она не узнала бы его ни за что, даже если бы он толкнул ее локтем.
Интересно, узнал бы его Артур? На этот вопрос ответа у Имса почему-то нет.
О нет, он вовсе не наврал Индре. У него действительно свидание.
Вернее, два. И одно, вот забавно, действительно в «Савое». Вот только перед этим у Имса назначено другое, короткое, но тоже очень важное.
Глава 5
Странным образом задворки ночных клубов похожи друг на друга, как овечка Долли на своих клонов. Вот она, глобализация мира в действии: неважно, в Нью-Йорке ты или в Гамбурге, или где-нибудь в Токио, или же вот как сейчас – в африканской Момбасе, перед тобой все равно предстает не очень чистый заасфальтированный пятачок с подозрительными пятнами, с неизбежной композицией из нескольких мусорных баков, и обязательно пропитанный целым коктейлем запахов, включающим ароматы сгнившей пищи, бензина, рвоты, мочи и дешевого, размокшего в лужах табака.
Хотя нет, поправляет себя Имс – надо же быть объективным – на задворках нью-йоркских клубов мусорные баки поновее, а табак все же на порядок дороже. Что, правда, ничуть не мешает вонять ему так же омерзительно, как и повсюду.
Ах да! И еще ящики! Без ящиков никуда. Где-то пластиковые, где-то – из занозистых неровных дощатых пластинок, но это обязательный элемент декора. Момбаса и здесь не исключение, перед Имсом целый ассортимент, выбирай – не хочу. Не то чтобы он был против. Брезгливость для Имса, особенно когда он в деле, недопустима. Он деловито составляет целые и полусломанные ящики один на другой, и за этой баррикадой как раз и находит себе место. Двор просматривается отсюда целиком и полностью, а вот Имса можно разглядеть, только если искать целенаправленно.
В своеобразный и широкий набор умений, которыми Имс обогатился за свою богатую на события жизнь, входит и такой ценный навык, как способность слиться с любой обстановкой. Раствориться в толпе, стать незаметным на фоне людей проще, и Имс только что блестяще это проделал на улицах, кружным путем добираясь до цели. Но и тут, между кляксами упавшей на Момбасу темноты и пятнами тусклого рыжеватого света от дешевого фонаря над служебным входом, спрятаться легче легкого. Имс передвигает ящики, сдвигает в сторону один из мусорных баков, и удобно устраивается в скоплении теней. Потом, подумав, подтягивает к себе один из ящиков, почище, и усаживается: а кто сказал, что в засаде нельзя сидеть с удобством?
Ему плевать на чистоту поверхности, все равно срок надетым на него тряпкам уже почти вышел. Он не отказывает себе и в сигаретах, только просовывает окурки аккуратно между планок решетки уличного слива. Время идет, и с каждой минутой Имс растворяется и растворяется в окружающем пространстве. Фонарь мигает, тени вздрагивают, и вот на задворках клуба уже нет ничего, кроме них.
Если кто-то придет рыться в мусоре, а это очень вряд ли, то на завалах можно будет заметить только позабытый кем-то поношенный пиджак, а под ним – ворох тряпья и мусора. Время идет, ночь сменяет вечер, дверь иногда открывается и захлопывается с металлическим лязгом. Сначала то и дело мелькают служащие, швыряют наружу лишнюю тару и один раз даже, сволочи, чтоб им от дизентерии передохнуть, чуть не попадают Имсу прямо по голове.