Стопроцентно получится, уверенно откликается внутренний голос.
– Я посоветовал бы вам никуда не отлучаться из дому ближайшие несколько дней, – вместо портсигара в руках Датчанина появляется такой же потертый бумажник.
Он кладет на столик купюру, благожелательно улыбается Имсу, грациозно вывинчивается из-за неудобного столика. Имс тоже встает, пожимает протянутую руку, которую Датчанин внезапно задерживает в своей руке.
И придвигается ближе, нарушая все представления о личном пространстве. Имс переводит взгляд с удивительно нежных губ выше. Глаза Датчанина совсем рядом, ресницы длинные-длинные, светло-кофейные, кончики выгорели.
– Уверен, никто не помешает вам чрезмерным любопытством, – шепчет Датчанин и отпускает руку Имса.
Домой Имс идет с одной только мыслью: как можно скорее убрать Артура из Бенина, а до тех пор не отпускать его от себя ни на шаг.
Нахуй этнографию, пусть сидит дома.
***
Весь следующий день Имс как на иголках. Он, как привидение, бродит по дому туда и сюда, старается держать себя в руках и не дергаться от каждого шороха. Можно подумать, что он зеленый новичок, злится Имс! И с чего бы так психовать? Все давно готово, еще утром он дал команду перевести задаток – несмотря на плесень в углах и пыльные бархатные шторы, интернет на вилле хоть куда, письмо отправлено и доставлено в мгновение ока, и еще через некоторое время Имс получает сообщение, что деньги ушли на тот самый счет. Тот человек в Ломе, которому Имс передаст посылку, тоже в полной готовности. Дело за малым: получить бриллианты, доставить их в Ломе, а потом отвалить по-тихому. Скрыться, залечь на дно, до тех пор, пока сделка не будет завершена полностью.
А после этого вовсе раствориться.
И больше не будет никакого Имса, и Кобба, наверное, тоже больше не будет, но тут Имс отказывается строить какие-то предположения, и не будет любимой квартиры в Момбасе, и наверное, никогда больше не будет Йоркшира и Парижа, хотя вот тут и слава богу, век бы еще не видал.
А еще больше не будет никакого этнографа-неврастеника.
Зато где-то, может быть, в Сан-Паулу, или в Маниле, или в Веллингтоне, а может быть, в Джакарте или Соронге пара никому не известных канадцев купит маленький особняк или большую квартиру – или же несколько квартир в разных городах, просто на всякий случай, а жить станет где-то еще. В конце концов, Земля довольно обширна, и при желании и средствах на ней и сейчас можно найти уединенное место.
К вечеру нервозность постепенно оставляет Имса. Он располагается на веранде за длинным ветхим столом, удобно устроив ноги на соседнем кресле. Закат болезненно-прекрасный и яркий, как дама полусвета. Следом на веранде появляется Артур, рассматривает Имса, склонив голову набок, потом исчезает и снова появляется, уже с бутылкой красного вина и парой бокалов на ножке. Имс сквозь ресницы следит, как Артур возится со штопором, как багровая жидкость с бульканьем льется в бокалы, водоворотом закручиваясь в стеклянных стенках, как Артур стряхивает со стола нападавшие с акации высохшие длинные стручки.
Они молча пьют вино, и Имс вдруг ощущает полное благополучие, железную уверенность, что все получится. Вот этого чувства куража ему и не хватало, а теперь все отлично. Он знает, что победит.
Пачка сигарет падает у Имса из кармана на дощатый пол, и он перегибается через подлокотник, чтобы ее подобрать. Периферийным зрением он ловит какое-то движение справа от себя, но это всего лишь его собственная тень, никого тут нет, кроме них с Артуром. Курьер сегодня не придет, думает Имс, машинально разглядывая собственный контур на полу.
Его тень темнее, чем другие, те, что от деревьев, и, как любая тень, кривая и странная. Имсу почему-то мерещится, что на голове у него два мощных изогнутых длинных рога, с отростками, как у оленей, но тут Артур что-то ему говорит, и он отвлекается, усмехаясь собственной буйной фантазии.
В эту ночь они трахаются с таким упоением, как будто выпили не бутылку вина, а по упаковке виагры на каждого, да еще закинулись афродизиаками для полного эффекта. Под утро Имсу даже начинает казаться, что у него опух член и раздулись яйца, и равновесие между болью и кайфом уже откровенно сдвинулось в сторону боли. Но Артур снова и снова трется об него, вылизывает между ногами так, что Имс уже смирился с тем, что утром белья на раздраженную кожу паха ему надеть не удастся, и они оба кончают чуть ли не насухую, пятый или шестой раз подряд.
Имс впадает в легкое оцепенение, то проваливается в сон, то снова слышит шум ветра за тонкими деревянными ставнями, и во сне этом ему почему-то вспоминается тот странный зеленоглазый пастор, которого он встретил на семейном кладбище.
Пастор становится последней каплей. Имс, чертыхаясь шепотом, чтобы не разбудить угомонившегося Артура, выпутывается из простыней, на ощупь находит измятую пачку «Данхилла» и пробирается на веранду, чтобы покурить в тишине и спокойствии. В паху жжется, Имс машинально тянется поправить член и чуть не отрывает его себе нахрен, поскользнувшись на какой-то пакости.
Сдержать громкий вопль от неожиданности не получается. Босыми ногами Имс стоит в большой и густой луже крови, а оступился он, встав на распластанное тело петуха, из которого эта кровь и натекла на пол.
А чтобы не было никаких сомнений, что петух не умер от тягот судьбы, а был умерщвлен по чей-то воле, голова с ярко-красным гребнем и длинным желтым клювом, аккуратно отделенная от тела, лежит на том самом столе, где они вчера так беспечно распивали вино.
А рядом с этой головой Имс видит небольшой черный бархатный мешочек размером с большое яблоко, и нет ни малейших сомнений, что именно лежит в этом самом мешочке.
Поэтому на вопросительный возглас Артура Имс отвечает что-то невразумительно-успокаивающее и, оставляя за собой кровавые следы, идет по веранде к входу в другую комнату, чтобы спрятать посылку.
Сначала бриллианты, а потом – все остальное. Тем более что браслеты на руках по-прежнему прохладные и гладкие, а значит, мертвый петух – это просто мертвый петух.
Ступни в крови ощущаются, как от души намазанные густым маслом, да и пахнет странно – не железистым кислым запахом, а сандалом и жасмином.
Но Имсу некогда задумываться о запахах сейчас.
*Ma vie cesse quand tu pars - Моя жизнь прекращается, когда ты уходишь
**Je suis malade, parfaitement malade - Я болен, совершенно болен
Глава 10
Последние несколько дней у Артура в голове тянет холодным озоном.
Словно в черепе проделала дырку невидимая пуля, которой он не заметил, а она прилетела из-за угла.
Он теряет Имса.
Он убежден, что своей ошибкой с этой куклой, с этой чужой кровью, спровоцировал судьбу на чудовищное: не привязал Имса, а навсегда, навсегда его оттолкнул.
Это лишь подтверждается в течение нескольких недель, пока Имс с ним. С ним – и одновременно не с ним. Они так часто занимаются сексом, как только могут, и секс восхитителен, но у Артура нет чувства обладания, как нет и чувства принадлежности. Это только тело, детка, сказал бы Имс, и вот тут был бы прав. Это только радости плоти, а внутри Артур все больше скручивается в какое-то склизкое насекомое, в корчащуюся гусеницу.
У Имса всегда было несколько реальностей, такой тип личности, но сейчас, подозревает Артур, эта реальность, с Артуром, для него на последнем месте. У Имса явно какие-то темные, секретные дела, он в уме решает хитрые задачи, и так надо, Артур туда, на эту территорию, не лезет – он же не ребенок, не истеричная барышня, да и с инстинктом самосохранения у него пока не настолько уж беспорядок.
Хотя как же не истеричная барышня, когда они ссорятся столько же, сколько занимаются сексом – вернее, ссорятся всегда, когда им не занимаются. Артура бесит Имс, но еще больше бесит себя он сам – он даже не может объяснить, почему так реагирует на любую беззлобную подколку Имса: просто взрывается, как атомный реактор, и вот вокруг уже ядерная зима, до очередного секса-раунда.