Но есть что-то еще. Может быть, кто-то еще. В конце концов, кто когда говорил, что Артур у Имса – единственный? Да чушь, конечно.
Артур ненавидит себя за то, что в очередной раз поверил в сказку.
«А вы, очевидно, любите сказки?» – «Конечно, я ведь этнограф».
Артур ненавидит себя за то, что недостоин Имса, что слишком слаб и ничтожен, чтобы его удержать; он ненавидит себя даже за то, что всеми этими безобразными ссорами пытается противиться тому, что Имс скоро бросит его – а ведь это логично, так и должно быть, чего тут сопротивляться? Это было предрешено с самого начала, как рассвет и закат, как притяжение и отталкивание двух магнитов.
И чем больше Артур ненавидит и злится на себя, тем больше прилетает Имсу. Артур его даже жалеет в моменты их ссор, потому что видит, что Имс не понимает: широкая морщина прорезает его лоб, глаза опасно стекленеют, рот издевательски кривится, но в глубине души, видит Артур, Имс не понимает, что же, блядь, вдруг случилось.
Для Имса у Артура нелепо тонкая душевная организация, и в моменты здравого размышления Артур горько усмехается, признавая его правоту.
Слишком тонкая для мужчины, для взрослого человека. Но он уже не может с собой бороться – его накрывает снова и снова, до панических атак, которые снова вернулись, а таблеток – нет.
Имс не спас его от болезни, о нет. Он вернул его к ней и столкнул прямо с ее черным хохочущим оскалом, с пустыми глазами, из которых изливается смертный ужас. Артур снова боится смерти, одиночества и пустоты.
И самое мучительное в том, что даже рядом с Имсом он чувствует себя одиноким. Пожалуй, даже еще более одиноким, чем без него.
Все становится на свои места, когда Артур – совершенно, конечно же, блядь, случайно, возвращаясь из библиотеки в Котону, и есть в этом определенная ирония судьбы – видит Имса с другим мужчиной. Они пьют кофе в глубине распахнутой настежь кондитерской а-ля Париж и сидят слишком близко для деловых партнеров, почти соприкасаются локтями, а под столом – даже коленями. Да и внешностью второй мужчина совсем не похож на тех, с кем, в представлении Артура, Имсу обычно приходится вести свой сумрачный бизнес. Хотя откуда бы Артуру знать, понятное дело, он ничего не знает. Но этот… хлыщ… он европеец и он очень привлекателен. Тонкий, гибкий, рыжеватый, с нежным цветом лица, отлично одетый.
И опасный, вдруг издалека, даже очень издалека чувствует Артур. Почти такой же опасный, как Имс.
Они как два великолепных хищника, которые лежат на солнышке друг против друга и лениво играют, постукивают друг друга лапами, не выпуская когтей. Если бы выпустили, сразу бы образовалось море крови. Но пока получают удовольствие от игры.
А ты не такой, тоненько, комариным писком, звенит у Артура в голове. Ты, черт побери, этнограф. Душевнобольной и по самые яйца закомплексованный этнограф, что там скрывать, ха-ха-ха. Отправляйся к своим книжкам и племенам, записывай чужие сказки и надейся, что твои сочинения поставят под каким-нибудь тысячным номером в какую-нибудь вшивую библиотеку, в научный раздел, где никто и никогда не возьмет их с полки.
А про таких, как Имс, забудь навсегда.
И вообще забудь навсегда даже о малейшей надежде на то, что кто-то когда-то разделит твое одиночество. Никто не сможет.
И, самое главное, никто не захочет.
***
За окном явно Париж. Артур уверен: если выглянет в окно, увидит синий силуэт Эйфелевой башни в утреннем воздухе.
И как бесконечно сладко просыпаться в наполненной солнцем мансарде. По вощеному полу тут и там разбросана одежда, но Артура это ничуть не смущает. Имс спит рядом и жмурится во сне от солнечных лучей, скользящих по его лицу розовыми полосами сквозь тонкие шторы. Все мансарда светится оранжевым, как апельсин.
Артуру никогда не было так хорошо и так спокойно. Он чувствует полное умиротворение и начинает недоумевать: а чего он так тревожился вчера? Чего так мучился все эти недели? Имс с ним, и он любит Артура, и он останется с ним.
«Останется с тобой», – шепчет внутри чей-то мурлыкающий гортанный голос, и Артур прикрывает веки, соглашаясь.
– Разве ты в этом сомневался? – раздается уже голос Имса. – Разве ты сомневался, что я теперь навсегда твой?
Артур удивленно распахивает глаза – таких слов Имс никогда не говорил. Да он лучше сердце себе вырежет, чем скажет что-то подобное, слишком уж мелодраматично это звучит.
Хотя Артур начинается догадываться, что происходит, но, странно, догадка его совсем не беспокоит. Он обводит взглядом мансарду: на крохотном кофейном столике сидит кукла, которою ему изготовил шаман с белым лицом, рядом поблескивают стеклянные бусы – дар девочки из племени масаи. На втором столике, парном первому, стоят темная бутылка вина и два пустых бокала, в одном – красная влага на самом дне.
Имс лежит рядом и насмешливо смотрит на Артура, насмешливо и пристально, испытующе; он совсем обнажен, и даже на запястьях нет оберегов, которых он обычно никогда не снимает, нет и татуировок – и тут Артур чувствует тянущий холодок понимания, но не ужаса – да, точно, татуировок на нем тоже нет. Кожа гладкая и золотистая, Артуру хочется пройтись по ней губами, словно заново узнавая.
– Ты знаешь, кто я, – не спрашивает, утверждает новый Имс.
Артур словно бы издалека слышит звук бьющих барабанов. Не простые барабаны, шаманские, которые вводят в транс даже самых подготовленных слушателей. Этот ритм… Артур мог бы слушать его вечно.
Мансарды тем временем уже нет, и они вдвоем в какой-то хижине посреди джунглей, воздух сочится влагой и испарениями ядовитых и сладких цветов. Но Артуру все равно хорошо, хотя и немного душно. Хоть он и понимает, что немного отравлен.
– Ты знаешь, что я всегда буду с тобой, – так же утверждающе, все шире улыбаясь, говорит Имс. – Он уйдет от тебя, а я буду с тобой вечно, мой дорогой. Ты будешь моим единственным. Я лучше его. Я мудрее его. И я преданнее его. Я выбираю себе одного возлюбленного на тысячелетия. Ты знаешь, Артур. Ты всю жизнь шел ко мне. Люди ненадежны, они предавали тебя и будут предавать. Ты достоин большего, чем человеческий род. Ты думал, ты хуже, чем они, но ты ошибался. Ты лучше их, это они тебя недостойны. Все они, похожие друг на друга в своих мелких страстях и грязных пороках. Ты освободишься, когда поймешь это. Тебе надо сделать всего лишь шаг, один-единственный шаг, и ты больше никогда, никогда, никогда не будешь одинок. Ты станешь целым, Артур. Раз и навсегда.
Артур моргает и в тот же миг ощущает, что вокруг – запах земли и мха, леса и воды, вокруг – сырой камень, влажная пещера, а на земляном полу видит сложную систему каменных желобов. В отдалении, у задней стены пещеры, стоит алтарь – большие мшистые валуны, выложенные кругом, в центре круга – жертвенный камень, и именно от него ответвляется главный желоб – страшный желоб для крови, понимает Артур.
Впрочем, почему страшный? Совсем нет.
Артур медленно подходит к алтарю и обводит пальцами руны, которые вырезаны на жертвенном камне. Он впервые не чувствует того бездонного ужаса перед лицом смерти, какой обычно испытывал.
– Ну что ты, малыш, смерти нет, – мягко шепчет ему из-за плеча Имс и крепко обнимает, крепко и тепло. – Есть только кровь, которая соединит нас, кровь, которая так похожа на вино, и не больше. Ты ведь уже отведал моего вина, дорогой? Оно тебе пришлось по вкусу, не правда ли?
Солнечный свет ласково ложится на ресницы Артура, и он удивленно поднимает глаза кверху: оказывается, они уже и не в пещере, а в зеленой долине, сверху солнце изливает жидкое золото, но алтарь по-прежнему здесь, только теперь жертвенный камень не пуст, на нем лежит бледное голое тело Имса, а лицо у него мертвое, белое и заостренное, и вот теперь Артур видит и все бесчисленные обереги, и татуировки.