Кровь течет из разверстой груди Имса прямо в главный желоб и постепенно заполняет все остальные желоба, подобно причудливому алому лабиринту. Солнце весело разбивает блики о ее блестящую поверхность. Для солнца нет разницы, кровь или вино.
Почему для Артура должна быть разница?
– Верно, мой мальчик, – улыбается двойник Имса, ведет ладонью по воздуху, и тело исчезает, а кровь остается, только возле алтаря вдруг появляются виноградные лозы и обрастают мгновенно наливающимися тяжелыми алыми гроздьями.
Где-то вдалеке мажут вершинами по ослепительно голубому небу, точно зелеными кистями, деревья, и Артур понимает, что они ничем не похожи на деревья джунглей или саванны. Это дубы, целая дубовая роща, а зеленая долина заросла вереском и дроком, которые источают опьяняющий, но такой сладкий аромат.
А потом деревья словно бы наступают, подступают ближе, сужают кольцо, и теперь это целый густой лес, живой и бесконечно прекрасный. Имс откидывает голову и смеется, мягким бархатным смехом, и Артур уже без всякого удивления видит, что голову его венчают оленьи рога, а вместо ногтей выросли длинные кривые алые когти.
Каждая минута мучительной жизни Артура была не напрасна. Каждая эта скорбная минута стоила того, чтобы соединиться с высшим существом – два в одном, отныне и во веки веков.
***
Потолок над головой Артура высокий, с изысканной лепниной, но с желтыми пятнами сырости по углам.
Вилла, куда они переехали, может быть, и шедевр колониальной архитектуры, но в ней все скрипит, протекает, рассыхается, плесневеет, прогнивает – где, что и по какому поводу, Артур уже устал подмечать.
Дом ярко помнит о былой роскоши – здесь есть огромная желтая ванна, украшенная по бокам золочеными львиными головами, но также украшенная и ржавыми потеками, которые Артур не смог оттереть. На потолке в спальне – пышное опахало из страусовых перьев, которое раньше крутили рабы, но теперь оно лишь источник пыли – и наверняка аллергии. Здесь много зеркал, чья амальгама потемнела от времени и покрылась мутными радужными разводами. Во внутреннем мощеном дворике есть даже что-то типа прудика с золотыми рыбами, но теперь там живут только синие водоросли и какие-то смешно бегающие по воде жучки. Еще по комнатам все время прыскают маленькие ящерки разных цветов. О змеях Артур усиленно старается не думать.
А Имсу вилла нравится. Как и весь старый французский квартал, в котором они поселились. Имс чувствует дыхание великолепного прошлого в его облупившихся розовых и кремовых особняках, которые выдают свой архитектурный стиль за барокко, хотя на самом деле это скорее барочный китч. Да что там, просто китч, чуть морщит переносицу Артур, когда думает об этом.
Артура вилла напрягает, он сам не может объяснить, почему. Есть в ней что-то таинственное, и таинственное со знаком минус.
Артур недовольно вспоминает, что Имс с этим переездом решил как-то моментально и, конечно же, за двоих.
– Мы переезжаем, – буднично заявил он за завтраком, жуя яичницу с беконом, которую повар «венецианского» отеля даже умудрился не сжечь, и у Артура тогда чуть кофе носом не пошел.
Но все его попытки противиться были пресечены на корню. Очевидно, Имс имел для переезда свои причины.
Ладно, если честно, Артура напрягает не столько сам дом, есть в нем своеобразное очарование, он это признает. Источник опасности – болото позади дома, он ведь стоит на самой окраине города, в этой стороне даже бедных хибар больше нет. Странно как-то.
Артур невольно возвращается к мыслям о змеях и, может быть, крокодилах. И почему-то зомби. Иногда по ночам ему кажется, что черная жижа где-то там, на задворках, издает болезненные стоны и зловеще, тонко булькает, словно бы зовет. Хотя, конечно, все это бредни – болото все же слишком далеко, чтобы различить подобные звуки. Но Артур мается бессонницей и слушает, слушает: звуки на болоте, шорохи и скрипы старого дома. В таких домах всегда много призраков. Он ведь не знает, может быть, многие рабы нашли здесь мучительную смерть…
Да еще проклятый петух, Артур никак не может забыть этот эпизод. Уже второй обезглавленный петух, его нашел Имс на веранде, да еще умудрился ступить в лужу крови, вытекающую из перерезанного горла. И крови этой было ужас как много, слишком, слишком много для одной жалкой птичьей тушки. Правда, слава богам, в этот раз петух хотя бы не бегал, уже мертвый, и не тыкался Артуру в колени. Но что это было? И кто это сделал? Артур ходил потом весь день, как будто его по голове стукнули, объятый самым черным ужасом. Связаться с вудуистскими магами по-настоящему – вот этого дерьма Артур точно не хотел. Они предупреждали их о чем-то? Они грозили им? Они проклинали? Они издевались над чужаками? Артур не мог найти ответа, и даже мысли об этом периодически вызывали дрожь по всему телу.
Имс днем где-то пропадает, с аппетитом ужинает и пьет вино, ночами яростно трахает Артура, а потом спит, как убитый, а Артур – он ничего не знает ни о чем. Ни-че-го. Он даже перестал собирать материалы для работы. Он больше не ходит к мамбо и к хунгану, не читает об обрядах вуду, последний раз он ходил в библиотеку, когда наткнулся на Имса с этим рыжим в кондитерской – и больше не ходит. Он не открывает ноутбук, не пишет писем, он просто день за днем живет с опасным и по сути малознакомым человеком в этом странном зловещем доме, ходит за продуктами, пытается справиться с выкрутасами хозяйства типа текущего потолка или обваливающейся пластами штукатурки, иногда на полках находит редкие книги, некоторые девственно новы, и он разрезает их страницы вычурным длинным ножом с ручкой из розового дерева, инкрустированной серебром. Нож больше похож на кинжал и выглядит очень дорого, аристократично. И тоже зловеще – будто какой-нибудь извращенный рабовладелец выводил им кровавые линии на телах рабынь и рабов, когда насиловал их.
Артура стали интересовать такие вещи, возбуждать нездоровое любопыство. В этом он тоже видит влияние Имса.
Вечерами Артур пьет безбожно много вина вместе с Имсом, потом орет и извивается под ним – каждую ночь без исключения, все норовя укусить побольнее, потом, мучается, лежа рядом с ним, без сна, а когда, наконец, засыпает…
Когда засыпает, во сне его находит истина.
Кровь похожа на вино.
С этого утра его больше не пугают ни шорохи в доме, ни стоны на болоте. Дом становится понятен, дом словно бы одобряет все его помыслы, становится к нему ласков.
Тем не менее, он искренне радуется шансу вырваться из болота – почти в буквальном смысле – когда Имс предлагает ему вместе съездить в Ломе, «посетить нужных людей». Они собираются мгновенно и ранним туманным утром уже летят по знакомому Артуру маршруту, в тесном пространстве самолетных кресел прижимаясь друг к другу боками. Имс засыпает, роняя голову на плечо Артуру, и тот думает, что все, в конце концов, возможно, будет хорошо. Ему только надо хорошенько обдумать одну вещь.
***
В Ломе Имс как рыба в воде, снует в ее пестрой толпе как лоцман, а Артура при нем как прилипала. Они обедают на террасе какого-то центрального отеля, белой и раскаленной дневным солнцем.
Нестерпимо жарко, город весь как расплавленный сахар, и Артуру кажется, что здесь на него тоже все косятся. Не все, но некоторые. На лице одной пожилой негритянки промелькивает настоящий ужас, когда она взглядывает в лицо Артуру, и она тут же пускается вверх по улице торопливым шагом, явно стараясь не бежать.
Потом Имс оставляет Артура на пару часов в Национальном Музее Того, и там есть много чего интересного – например, богатейшая коллекция национальных музыкальных инструментов: всевозможные барабаны, бубенцы, флейты. Тут же, территории музея, большой ботанический сад и зоопарк, но Артура ничего не увлекает, хотя вроде бы должно.
Видимо, Артур больше не этнограф. В его голове только одна мысль, и всезнающий Имс был бы очень, очень удивлен, сумей он прочитать ее.