– Что ты сказал, пупсик? – спрашивает он и щурится – не глумливо, а опасно, и ногти второй руки впиваются Артуру в талию, а ладонь на губах и подбородке сжимается еще крепче.
Артуру кажется, что сейчас ему попросту свернут шею, но это его чудовищно возбуждает. Он чувствует себя вдруг совершенно свободным – таким легким, таким властным, таким поглощенным происходящим, таким вовлеченным.
Имс отпускает его и всего на миг отодвигается, но Артур моментально пользуется открывшейся возможностью – хватает Имса за воротник и одним резким движением рвет на нем рубашку. Она тонкая, батистовая и рвется очень легко. Мелкие пуговицы весело скачут по темному полу, теряясь в игре света и теней. Одна остается лежать в ярком квадрате света, блестит, как жемчужная.
Выражение лица Имса бесценно, и Артур наслаждается им так же, как наслаждался ощущением горячих рук на своем теле.
Имс матерится, и они шагают друг к другу одновременно, и сталкиваются ртами жестко, некрасиво, жадно, издавая идиотские звуки.
Последней связной мыслью Артура становится та, что он крепко, очень крепко, до побелевших костяшек, держит Имса за лацканы пиджака.
И он не уверен, удастся ли ему разжать пальцы.
Глава 4
На следующее утро Имс является к Патрису с пустыми руками. Во-первых, Индре нечем его одарить, она с самого рассвета крутится у себя в лавке, а во-вторых – это сугубо деловая встреча.
Что, конечно же, вовсе не мешает им по полной насладиться кофе. Патрис варит кофе со специями: с кардамоном, с гвоздикой, с неуловимым оттенком мускатного ореха, а Имс слишком сибарит, чтобы отказываться от таких прекрасных мелочей в угоду даже самому важному делу.
Они, смакуя, попивают кофе из белоснежных наперстков. Имс вытягивает ноги, стекает по креслу ниже, благообразно складывает ладони над солнечным сплетением и посматривает на Патриса из-под ресниц.
– Я все осмотрел, – говорит Патрис, делая глоток. – И сегодня утром еще раз.
Имс молча кивает. И?
– Все в отличном состоянии. Просто удивительно, как тебе это удается!
Имс пожимает плечами. Профессия у него такая, без удачи – никуда. А как – вот это совсем другой вопрос.
– Книги уйдут быстро, у меня есть покупатель, который, возможно, захочет забрать все. Однако кое-какие экземпляры я бы пока придержал, по крайней мере те, что связаны с вуду. Мне кажется, уже некоторое время нарастает некий ажиотаж по этому поводу, но стоит, наверное, подождать, пока обстановка накалится чуть больше. Мы тогда сбудем их по гораздо более интересным ценам, чем если сейчас поторопимся.
Имс опять молча кивает и довольно жмурится. Он целиком и полностью согласен с Патрисом, тот на таких вещах собаку съел. Букинистическое чутье Патриса может сравниться только с нюхом потомственной ищейки, да и то Имс не уверен, в чью пользу будет сравнение. Патрис чует библиографические редкости, как осенней порой гончая чует лисий след в полях.
– Поступай, как считаешь нужным, я тут полагаюсь на тебя. Обычный процент тебя устроит?
– Конечно, – отвечает Патрис.
Обычный процент Патриса позволяет тому жить безбедно и в полное свое удовольствие, развлекаясь всякой чепухой вроде научной деятельности. Но кто такой Имс, чтобы осуждать чужие развлечения? Чтобы вообще осуждать? Его время слишком ценно, чтобы тратить его на такие непродуктивные занятия.
Деловой разговор закончен, все, что нужно было сказать – сказано, о чем стоило умолчать – не озвучено, но нерешенных вопросов не осталось. Слишком давно они знают друг друга, и вербальное обсуждение уже давным-давно потеряло необходимость. Патрис разливает последнюю порцию кофе и светски интересуется:
– Долго пробудешь в Момбасе?
– Как минимум две недели, – Имс задумчиво поворачивает свою чашку с бока на бок, играя с кофейной гущей на дне. Гуща расползается в странные, непонятные знаки. Имс хмурится и оставляет чашку подальше. Вот лезет же в голову всякая чушь! Он поправляет на запястье кожаные шнурки оберегов. – Хочу сначала передохнуть, потом надо навестить старушку-Европу… Может быть, вернусь через Сьерра-Леоне...
– Западная Африка? Знаешь, а Артур как раз вот будет в Бенине в то же самое время.
Имс как раз тянется за сигаретой, и рука замирает на полпути, а взгляд исподлобья натыкается на слегка смущенный ответный взгляд Патриса. Патрис делает паузу, а потом, явно решившись, вдруг говорит:
– Кстати, об Артуре…
Имс вопросительно вздергивает бровь. Действительно, кстати об Артуре! И непроизвольно трогает языком запекшуюся болячку на губе. Корка стягивает кожу, Имс постоянно облизывается, губы от этого сохнут и все время напоминают об обстоятельствах, при которых Имс схлопотал эту ссадину.
– Слушай, Имс, – между тем говорит Патрис, озабоченно дергая углом рта, – я знаю, что это абсолютно не мое дело, так что сразу прошу прощения, но на правах твоего давнего партнера и друга… знаешь, я просто чувствую, что я обязан это сказать, ты не обижайся...
Бровь Имс поднимается еще на пару миллиметров выше. Патрис этого, кажется, не замечает, да и не мудрено: он смотрит куда угодно, но только не на Имса. Наверное, ему на самом деле неловко. Имс наклоняет голову к плечу.
– Знаешь, он ведь настоящий ученый, не то что я… Он такой умница, и я думаю, нет, я точно знаю, что у него блестящее, просто блестящее будущее в науке. Артур из той редкой породы людей, которые живут только наукой. Единственный, заветный смысл жизни, больше ничего другого… Вчера… Ты не подумай, я не имею в виду ничего такого, но… он ведь тут всего на неделю, а ты…
– А я ему не подхожу? – мягко спрашивает Имс, и бровь его поднимается еще выше.
На сквозняке нервно шуршат бумаги у Патриса на столе.
Патрис внезапно замолкает, и вот тут Имс ловит его взгляд и больше не отпускает. Патрис снова хватается за чашку, но она пуста – кофе давным-давно выпит. Блюдце звякает, и в комнате повисает тишина, разбавленная шумом летнего дня.
– Патри-ик, – ласково тянет Имс.
Так жарким полднем зовут потерявшегося путника нимфы из заводи под плакучими ивами.
Имс отлично владеет голосом. Он прислушивается к тому, как звуки разлетаются по помещению и тают в углах.
Патрис, конечно же, старый друг и доверенный партнер. Поэтому он позволяет себе еще одну попытку. Это даже вызывает определенное уважение – Имс улыбается, широко-широко, демонстрируя все свои очень по-английски кривые зубы.
– Скорее, он тебе не подходит, Имс, – Патрис хотел бы отвести взгляд, но у него не получается, а говорить Имсу такие вещи и смотреть в глаза – это тяжело. Имс это понимает и даже в чем-то сочувствует. – Он, как я уже сказал, зацикленный на науке человек, живущий в мире, который кардинально отличается и от мира обычных людей, а уж от того, в котором живешь ты…
– Патрис, – прерывает его Имс все тем же бархатным, ласковым голосом, но Патрис замолкает моментально, словно подавившись словами. – Довольно, Патрис. Ладно?
Патрис согласно дергает головой. Ну, вот и хорошо. Все всех поняли, сделали выводы и больше не будут.
Имс очень ценит, когда его понимают с первого слова. Некоторым можно со второго, но не часто. Патрис только что выбрал свой лимит на ближайшие несколько лет. Но Патрис умный и знает, когда следует остановиться.
Имс благосклонно кивает ему, встает, хлопает поднявшегося его проводить Патриса по плечу.
И снова трогает ранку языком. Зацикленный на науке? А вот Имсу так не показалось.
О, сколько нам открытий чудных... Ну и так далее.
Артур.
Красивое имя.
Имс от всей души надеется на то, что ему предстоит замечательная неделя. Но в районе желудка сворачивается какая-то едкая гадость, и до того противная, что отмахнуться ну никак не получается.
***
О да, предчувствия Имса никогда не обманывают. Особенно дурные предчувствия. И нет, он вовсе не из тех, кто перманентно ждет подлянки от вселенной, но интуиции своей привык доверять. А интуиция говорит ему, что странное маетное чувство, которое вот уже третий день преследует его по утрам, как изжога, рано или поздно обернется какой-нибудь гадостью.