Кукла
Адам Мирах
Кукла
Дария собирает цветы.
Нежно-сиреневые шафраны, темно-фиолетовые ирисы, желтые, с распахнутыми лепестками, тюльпаны склоняют перед ней свои головки. Солнце греет тепло, мягко; пахнет прелой землей; ночью был проливной дождь - редкая благодать в наших краях.
Белое, легкое платье струится гладким шелком; из-под подола выглядывают изящные, в атласных шароварах, лодыжки. Упругая грудь чуть колышется в такт движениям; Дария нагибается, чтобы подобрать упавший цветок, и крепкие, налитые бедра оказываются прямо перед моим взором; тело жжёт нестерпимым жаром.
Не нужно.
Я стискиваю зубы.
Дария - самая прекрасная и самая недоступная для меня женщина в нашем маленьком королевстве.
Я - Хазрат ад-Дин, главный телохранитель её высочества принцессы аль-Раби.
Я - тень; я всегда рядом, куда бы она ни пошла. Если Дарии взбредает в голову ехать в горы на прогулку, я скачу следом; если она желает посетить купальню - я обязан глядеть, как ее высочество, выгнув гибкий стан, резвится в прозрачной воде; если хочет собирать цветы - собственно, я здесь...
Нет, не подумайте: принцесса вовсе не прихотлива, и не капризна, как можно было бы того ожидать от сиятельной особы. Просто каждый день, каждый час и каждое мгновение её жизни угрожает опасность.
Меня поили с раннего детства ядовитыми настоями, чтобы мой желудок был в состоянии вынести яд, добавленный в её блюда; Дария никогда не ест прежде, чем я отведаю предназначенную ей пищу. Мое тело закаляли, точно сталь, в горниле схваток с лучшими бойцами страны; я способен вынести боль, жажду, голод и перетерпеть желание сходить по нужде - однажды мне пришлось не отходить ни на шаг от принцессы в течение суток.
Я рос подле Дарии, точно сорняк возле дивной заморской розы; мой отец служил еще её матери. Я видел, как чудесная малышка превращается в рассудительного подростка; но даже в возрасте, которому свойственна неловкость и несдержанность, каждый жест юного высочества был пронизан величавостью.
Спокойные, темно-карие глаза, точно примериваясь, задумчиво глядят на россыпь трав, на яркие пятна цветов. Прозрачное покрывало прячет от ласково-душного ветра черные кудри до самого пояса; черные не цвета воронова крыла, но цвета глубокой, бархатной ночи.
Тихий шелест травы заставляет меня резко обернуться: я мгновенно встаю так, чтобы закрыть собой Дарию. В ту же секунду слегка, но не до конца, расслабляюсь: к нам идет эрбер.
Эрбер молод и суетлив; за десять шагов от нас я машу ему, чтобы остановился. Охранник вздрагивает и замирает.
Разрешающе киваю: мол, говори, что нужно.
- Эйтч просит её высочество присоединится к ним, - кричит он что есть сил. - Говорят, внезапное нападение.
- Принцесса придет, как только сможет, - отвечаю я согласно этикету.
Никто, кроме личного телохранителя и членов эйтча не имеет права заговаривать с Дарией после того, как одна из служанок плюнула принцессе в лицо отравленной стрелкой. Стрелка порядочно засела в моей ладони: шрам от нее саднит и по сей день, перед дождливой погодой - я усматриваю в этом признак божьего дара; мало отыщется людей, способных предсказывать столь нужный этим землям дождь.
Сиреневый цветок летит на землю, смятый тонкими пальцами; лёгкая ножка наступает прямо на хрупкий стебель, втаптывая и ломая его.
Дария поднимает голову.
- Передай, что я иду.
Эрбер и без моих слов понимает ответ; но он злится, что я едва не прогнал его, и дразнит, ждёт слов от меня.
Я сдержанно повторяю; не хватало ещё тратить силы на глупого новобранца.
***
У Дарии есть второе имя.
Чёрные балахоны, низко надвинутые на глаза, выжидающе глядят на нас темными дырами.
Дария проходит быстрым шагом в середину комнаты, к столу, на котором расчерчена карта: желтые поля и зелёные островки пересечены тонкой голубой линией, большая часть которой находится в границах нашего королевства, и только два коротеньких хвостика-истока выходят за пределы. Крошечное синее пятнышко на самом краю карты; несколько горных, обрывистых цепей вразброс, точно наудачу.
- Мы рады, что вы поспешили, принцесса Тория, - склоняется один из членов эйтча. - Положение хуже некуда: русло реки перекрыли ещё с утра.Отряд эрберов побывал уже там, но без особого результата.
Услышав своё второе имя, Дария вздрагивает. Немного, совсем незаметно для посторонних глаз - но не для меня, знающего все привычки прекраснейшей женщины в мире наизусть.
Её высочество, на мгновение замерев, спрашивает уже твердым, решительным голосом:
- Где именно?
Мягкая, пухлая рука показывает место, где наш вечный враг снова пошёл на приступ.
Узкий подбородок дрожит.
- Отойдите, - велит она.
Весь эйтч поспешно удаляется на безопасное расстояние. Я тоже отодвигаюсь, но так, чтобы видеть каждую мелочь. Мой порыв на этот раз бессмысленен: опасность, грозящая принцессе Дарии, Тории нипочем.
Карие глаза стремительно темнеют; волосы, и без того кудрявые, скручиваются в тугие локоны. По рукам пробегают маленькие, смешные, золотистые искры.
Прекрасное тело - уже Тории - вспыхивает алым огнём.
На моих глазах покрывается волдырями золотистая кожа; пузыри лопаются и красные ожоги чернеют, обугливаясь до кости. Над рвущимися во все стороны волосами, над головой крутится бешеная воронка смерча. Тория смотрит на неё, запрокинув голову, и мне кажется, что я слышу, как она кричит.
Тория простирает почерневшие руки к вихрю; он спускается все ниже и ниже, и принцесса скрывается с наших глаз за бушующей стеной из ветра и пыли.
Воет, стучит в комнате; забытые на краю стола листки бумаги срываются в последний путь. Рвет, полощет ураганом чёрные балахоны; я прячу глаза за широкой ладонью, всматриваясь в синюю бездну. Представляю, каково оно там, за границей: как мечется противник, запертый между ревущим пламенем и пыльной бурей, как тщетно взывает к своим богам, вопя о спасении; как падают от отчаяния на колени один за другим наши враги; как неумолим алый огонь.