– Я заканчиваю, госпожа, – залебезила мать. Увидела меня. – Сейчас Лира дотрет…
– Лира сейчас будет перепелок ощипывать, – уперла руки в бока Магда. – Да поживее дрова складывай, дочь ехидны! Тебя только за Корисом посылать!
Я почтительно закивала и, пригибая левое ухо к плечу, прошлепала к длинному, вдоль всей стены в шестьдесят локтей, очагу.
– Что ты ползешь, как каракатица! – понеслось мне вдогонку. – Птицу нужно ощипать, пока не остыла!
Заталкивая крученые сучья под закопченный котел с булькающей похлебкой, я осторожно пощупала висок. Цветка ожидаемо не было – иллюзия развеялась, стоило магу уйти. Я вспомнила, как ласковые руки оттирали грязь с моего лица, и тихо улыбнулась. Нежные прикосновения, от которых я совсем отвыкла за два года, были лучшим подарком на День Поворота.
– Ах ты, вредитель! Троллев выродок! – заорала Магда.
Покосившись через плечо, я увидела как повариха, схватив визжавшего мальчишку за клок волос на затылке, елозит его физиономией по грязному столу. Сбежавшее молоко воздушной корочкой пенилось на внешних боках ведерной кастрюли.
Ка-ззел!
Не ему же отмывать, вот и не уследил. Ненавижу! Так ему и надо, порадовалась я, когда Магда за ухо передала его стражнику.
– Выпори как следует! Чтоб неделю сидеть не мог!
Покачивая телесами, Магда повернулась кругом, выискивая, кому бы еще навешать плюх. Зыркнула на меня, но я уже сидела в углу и ощипывала дичь, сбрасывая перо в дырявый таз.
Рябчики, перепела, фазаны, вальдшнепы, горлицы, гуси, утки, куры были свалены одной кучей высотой мне почти до груди. Я даже пересчитывать не стала, все равно умею только до дюжины, а тут их раз в десять больше – все для высокого стола. Господин Виро́, главный повар княжеской кухни, терпеть не мог грязь в своей вотчине, и потому всю птицу и убоину свозили к нам, отчего небольшое помещение прованивалось кровью, желчью и содержимым кишок.
Я отобрала мелких птиц, которых нужно ощипать в первую очередь – в котел с кипятком какого-нибудь чибиса, в отличие от утки, не сунешь – сварится, но легче не стало. Прикинула объем работы – на весь день хватит, а ведь еще котлы мыть и скрести пол. Эх…
Начала с маховых перьев – они самые вредные и жесткие, если не выдернуть их сразу, то можно потом изуродовать тонкую кожицу на птичьем крыле. Очищенных птичек я раскладывала на столе – их освежуют и отнесут на высокую кухню.
Руки сами делали привычную работу, а губы нет-нет, да и разъезжались в улыбке, когда я вспоминала мага. «Еще увидимся. Хочешь быть, как она?» А вдруг это знакомый моего отца, пришла в голову невероятная мысль. Ну конечно же! Как я сразу не догадалась! Ведь, будь иначе, с чего ему со мной разговаривать? Защищать? Может, он расскажет что-то о папе…
В то, что отец погиб, я не верила. Предпочитала думать, что его отправили служить куда-то на Архипелаги. Или держат в плену, ожидая княжеского выкупа или обмена.
А может, отец спас этого незнакомца? И теперь тот чувствует себя обязанным позаботиться обо мне?
И совсем уж невозможная идея – а вдруг у меня Дар, а волшебник почувствовал это?
В княжестве маги ценились чуть ли не на вес золота – не рождаются они у нас, в отличие от того же Рау. В королевстве, говорят, каждый третий имеет слабые способности, а у каждого пятого имеет смыл их развивать. Кровь райанов же практически заглушает принесенную извне магию лизарийцев, даже для создания иллюзий нам нужны накопители. И тем ценнее рождающиеся раз в десять, а иногда и раз в двадцать лет маги.
Глупости. Папа – райан. Чистокровный, насколько я знаю, иначе был бы не рыцарем, а простым пехотинцем. Обладай даром мать – она не оказалась бы здесь, на грязной кухне. Я искоса взглянула, как она трет смесью песка и поташа жирные занозистые подносы. Даже не знаю, что хуже – дергать пух у казарок или мыть горшки.
«Хочешь быть, как она?»
Конечно, хочу! Я на все была готова, лишь бы выбраться отсюда, избавиться от необходимости постоянно пригибать голову в ожидании подзатыльника, от непосильной работы, из-за которой ломит все тело, от издевательств сверстников – особенно старались девчонки и незабвенный Джайр, чтоб его Лес позвал, от злых щипков женщины, не иначе как по недосмотру Светлых оказавшейся моей матерью.
– Лира!
– Да, госпожа Магда, – вскочила я, отряхивая колени.
– Иди, поешь, потом закончишь, – расщедрилась повариха, поставив на стол щербатую кружку с молоком и пару подгоревших коржиков.
«Еда! Еда-еда-еда-а-а-а!..» – радостно запел вечно пустой желудок.
– И не рассусоливай! Птица сама не ощипается!