— Я мигом!
Я вышел в коридор, чтобы не мешать. Долго ждать Сакаи не пришлось.
— Я забираю Сакаи Рокеро для проведения следственных действий на местности, — уведомил я секретаря на выходе из управы. — Приношу извинения за доставленные неудобства, но это совершенно необходимо.
Не правда ли, за два с половиной года службы я отлично научился изъясняться как подобает особому чиновнику при исполнении?
4
«Простите, что не сказал вам сразу…»
На улице я первым делом прикинул время. Дождь до сих пор не начался — и всерьёз раздумывал погодить до завтра. Это хорошо. Час обезьяны[10] вот-вот перевалит за середину. Это уже не так хорошо. Можем не успеть до закрытия ворот на ночь. Надо поспешить. У меня, конечно, имелись служебные полномочия, но я не любил ими пользоваться без крайней нужды.
Господин Сакаи, благодарный за досрочное окончание рабочего дня, всё порывался что-то мне поведать — кажется, хотел поделиться тем, о чём расспрашивал его дознаватель Абэ. Со всей возможной вежливостью я прервал его: быстрая ходьба не располагала к беседе. Особенно когда мы, срезая путь, двинулись здешними переулками. Тут бы в грязи не утонуть!
Кладбище Куренкусаби располагалось в трёх-четырёх тё[11] от северных ворот. Красная краска на воротных столбах выцвела, облупилась, зонтичная балка просела и пошла трещинами. Время беспощадно, осеннее увядание коснулось не только деревьев и кустов, но и ворот. Долговязый стражник с лишаём на щеке мельком глянул в мою грамоту, кивнул с безразличием:
— Проходите.
Под сандалиями зачавкала первозданная грязь. Заметив, что Сакаи запыхался, я замедлил шаг. Мы добрались быстрее, чем я рассчитывал. Время есть, можно и поговорить.
— В тот вечер вы понимали, где находитесь? Хотя бы примерно?
Сакаи моргнул и тяжело покачал головой:
— Нет. Не помню. Портовый квартал помню. Как её встретил, помню. Улицу помню смутно. Пожалуй, найду, если постараюсь…
— А потом?
— Мы куда-то шли. То есть она шла, а я — за ней. Она пригласила меня переночевать. Ну, я сразу понял, что это значит, — Сакаи усмехнулся. — Как шёл, куда — не помню. Потом мы пришли к её дому. Ну, я тогда думал, что к дому. А там…
— Погодите-ка! Как же вы через ворота-то вышли?! Ворота, небось, закрыли? Как вы стражников уломали? Взятку дали?
— Господин Абэ меня о том же спрашивал. Не знаю, не помню. Сам дивлюсь. Я и ворот не заметил, не то что стражников. Денег никому не давал, это точно помню.
— А сейчас дорогу узнаёте?
— Вы в точности как господин Абэ! — восхитился Сакаи. — В один голос поёте! Сейчас? Да, узнаю́. Когда с господином Абэ шли, тоже узнавал, ровно досюда. А вот дальше…
Тут и началось оно, которое дальше.
Дорога, по которой мы брели, и так была не ахти. Но здесь от неё, словно дочь от матери, уходила и вовсе поганая дорожка, больше похожая на заросшую, давно не хоженую тропу. Шагов через тридцать она ныряла под замшелые ворота из грубого камня. Проходя под ними, я поёжился: зябкий холодок коснулся затылка. Порыв ветра? Знак того, что мы пересекли незримую черту, отделяющую мир живых от мира мёртвых?
Ерунда! Просто старое кладбище. И между прочим, я здесь по делу.
Под ногами захрустела мелкая галька. Хруст показался неуместно громким, такая здесь стояла тишина. Родилось, явилось без спросу:
— Куда теперь?
Сакаи остановился в нерешительности.
— Кажется, туда, — без особой уверенности махнул он рукой.
— Ведите, Сакаи-сан.
Серые плиты безнадёжно тонут во влажной земле. Иероглифы посмертных имён превратились в бессмысленные бороздки. Столбы и столбики: по колено, по грудь, в человеческий рост. Шершавые и гладкие, с текстами священных сутр и без. Курильницы для благовоний. Ограды вокруг могильных пагод: здесь лежат знатные или особо состоятельные покойники. Фонари: крышки с загнутыми карнизами, круглые навершия, застарелые следы копоти по краям окошек. Надгробия в виде чаш. В тёмной дождевой воде плавают опавшие листья. Надгробья в виде ваз. Надгробья в виде поставленных стоймя кусков дикого камня. Он частично обтёсан лишь с одной стороны, чтобы высечь на стёсе имя усопшего.
Стылое уныние скрашивается тёмной бархатистой зеленью мха. От него веет живой прохладой. Роняют листву сакуры. Тянутся к облакам могучие сосны. Почему на кладбищах сосны вырастают настоящими великанами? Нигде больше таких не видел. Впрочем, я много чего не видел.