— Кем станет… — Юлька глянула на меня, потом на Кирюху. — Кирилл?
— Космонавтом, — сложились буквы.
В ответ на мой быстрый взгляд Кирюха пожал плечами:
— Чё?!
— Ладно, — согласилась я и спросила: — Кем станет Юля?
— Фигуристкой.
— Чушь какая-то, — скривилась Юлька, — может, с блюдцем что-то не так?
— Ага, сломалось! — поддержал Кирюха.
Но Юлька не замечала его приколов. Она внимательно осмотрела блюдце и, не найдя никаких изъянов, вернула на ватман. А потом вдруг вспомнила:
— Ой, Соня, у тебя же сегодня день рождения! Самый сильный по энергетике день!
— Формально он уже закончился, — заметила я.
— Это не важно, — отмахнулась Юлька. — Что ждет Соню?
Блюдце рванулось, будто только и ждало этого вопроса. Мы едва успевали придерживать его край. Стрелка быстро заметалась от буквы к букве.
— Утрата, — прочитали мы хором.
— Чего-о?! — возмутилась я.
Блюдце снова поползло по бумаге:
— Раскаяние.
— Что за хрень? Кира?!
Но он растерянно пожал плечами.
— Боль, — снова прочитали мы.
А потом произошло совсем непонятное. Блюдце застыло на мгновение, а потом сложился вопрос:
— Кто тут?
Мы переглянулись.
— А ты кто? — взяла на себя смелость спросить Юлька. — Ты дух женщины?
Стрелка остановилась напротив «да».
— Откуда ты?
— Я всегда тут, — написало блюдце.
Мы снова переглянулись. На Юльке лица не было, и даже Кирюхе стало не до смеха.
— Как твое имя?
Блюдце постояло, словно задумавшись, а потом из букв сложилось «Софья». После блюдце закрутилось волчком, а мы дружно отдернули пальцы. Когда стрелка остановилась, я тоже застыла. Потом схватила это злополучное блюдце и со всего маху швырнула в Кирюху. Он увернулся, и блюдце брякнулось о стену. Послышался звук падающих осколков.
— Сонька, ты чего? — Кирюха прикрывал руками голову.
— Иди лесом, Кира! Что за гадкие приколы?
— Сонь, Сонь, постой. — Кирюха подсел ко мне, и я замахнулась на него. Но он перехватил мою руку. — Соня, я этого не делал.
— Да конечно! Я тебя не знаю, что ли?! Вечно ты со своими шутками! Издеваешься?
— Поверь, Соня, это не я!
— Юлька, ты?!
Но по ее глазам было понятно, что — нет.
— Кира, я тебе не верю! Сейчас получишь!
Я снова замахнулась, и мы начали возиться, пока Кирюха не обхватил меня обеими руками. Уткнувшись носом ему в плечо, я почувствовала знакомый запах стирального порошка. Он окунул меня в детство. Сколько раз я ревела, обиженная Кирюхиными приколами, но он же сам и оказывался моим утешителем.
— Признайся, что это ты! — пробубнила я ему в подмышку.
— Ой, да хватит вам! — подала голос Юлька.
Она сидела откинувшись на спинку стула и покачивала ногой.
— Вы поцелуйтесь еще!
Изумленная нелепостью ее предложения, я посмотрела на Кирюху. Он криво улыбнулся. Эту его ухмылку я хорошо знаю: ямочка на правой щеке и выступающий верхний клык. Так он улыбался, когда замышлял что-то рискованное. Именно с такой улыбкой мне всю жизнь предлагалось: искать клад в цветочных горшках, соревноваться, у кого быстрее пакет с водой до первого этажа долетит, попробовать на вкус зеленый фломастер, лизнуть качели на морозе, спереть чупа-чупс в супермаркете, перепрыгнуть турникет в метро. Или как сегодня — станцевать на краю крыши.
— Пффф! С братом целоваться — извращение! — засмеялась я, отстраняясь.
— В смысле? — не поняла Юлька.
Кирюха приподнял темную бровь. Он не двигался и пристально смотрел на меня, и я верила, что уж кто-кто, а он-то меня понимает!
— В прямом! Мы с Кирой — как брат с сестрой. Он за мной даже вещи донашивал! Да, Кир?
— Точно, — подтвердил он и разомкнул объятия.
— Все понятно, — сказала Юлька и пересела к нам на диван.
Она взяла Кирюху за руку и провела пальчиком по татуировке.
— Скажи, это стриж или ласточка?
— Ласточка. — Он развернулся к ней.
— А зачем? — Юлька заглянула ему в лицо, словно подставляя губы для поцелуя.
Кирюха понимающе усмехнулся и покосился в мою сторону. Тут до меня дошло, что я в комнате лишняя.
— Ты знаешь, среди моряков есть поверье: когда человек умирает, то ласточка провожает его душу на небеса, — сказал он.
— Ты же не моряк! — улыбнулась Юлька и придвинулась еще ближе.
— Все мы когда-нибудь умрем. Почему бы при жизни не выбрать себе провожатого?
— Правда? — ехидно поинтересовалась я. — Ты эту ласточку набил два года назад, потому что мне проспорил!