Потом я не раз вспоминал его слова о полосе точного приземления. Мне даже приснилось, что я лечу, а взлетная полоса в легкой дымке тумана наплывает издалека, постепенно нарастает, словно я был летчиком и должен посадить самолет. Вот показался край ВПП, обозначенный большими белыми полосами, которые издалека кажутся спичками, аккуратно уложенными каким-то шутником на бетонных плитах. Затем шла сама полоса приземления, короткая, вся исчерканная колесами самолетов при посадке.
Во сне я пытался коснуться колесами аэродрома точно в полосе приземления и, каждый раз, проскакивал мимо. Но мне было почему-то не страшно, даже отчасти весело, словно я участвовал в каких-то безумных гонках, где выигрывал тот, кто сильнее разобьет самолет. Может в этом разбитом самолете был какой-то смысл? Имела ли вообще для меня смысл сама жизнь и в чем он был? Воспитывать солдат, ходить на построения, делать военную карьеру, угождать разным большим и малым чинам? Разве в этом смысл?
Энергично кивнув мне своей головой с коротко стриженными седыми волосами, Волчатников вернулся на вышку, где поднялся наверх, в стеклянный купол, откуда просматривался весь аэродром.
Пока я стоял у диспетчерского пункта, первые самолеты на центральной стоянке уже стали подавать признаки жизни. Начинался запуск движков, и АПА[6] подъезжал то к одному, то к другому самолету, помогая оживить сердце боевой птицы.
Поначалу раздавалось ровное гудение, перерастающее в рёв, а потом, у каждого из запускавшихся самолетов из сопла показывалась огненная струя газа. Она горела, рвалась наружу, как факел, зажженный исполинской рукой, и с силой била в газоотбойные щиты, стоявшие позади. Металлические щиты трепетали, словно легкие листья под напором ураганного ветра, но все же, выдерживали атаку раскаленного потока воздуха. Через некоторый промежуток времени, техники прекратили газовать, на рулежную дорожку выкатился первый самолет — разведчик погоды. Начинался обычный полетный день.
Пора было ехать на завтрак. И я поехал бы, если бы по дороге меня не перехватил дежурный по АТО прапорщик Сергейчик, передавший указание командира батальона срочно отправить капитана Косых на попутной машине в Азовск. Ничего хорошего для него это не предвещало. Приказ надо было выполнять, и я отправился на поиски своего командира роты.
Тот лежал, будто громадный медведь в берлоге, на солдатской койке в казарме, прямо у входа. Наряд, состоявший из солдат второго года, именовавших себя «дедушками», ходил вокруг разве что не на цыпочках, боясь потревожить покой командира. Я собирался подойти и разбудить его, но передумал. Пусть проспится. К тому же, надо еще найти машину, которая повезет людей в Азовск. Для того чтобы все разузнать надо было кого-то отправить к командиру автороты, но, оглянувшись, кроме дневальных, одиноко стоявших у тумбочки, лишних людей я не заметил.
Зато заглянув в бытовку, представлявшую собой окрашенную в темно-синий цвет комнату с гладильной доской в виде подставки и несколькими зеркалами, я сразу натолкнулся на двух солдат, одним из которых был Паша Толоконников. Маленький, вертлявый, подвижный, он держал в руках утюг, перевернув его подошвой вверх.
— Чем это вы здесь занимаетесь? — спросил я, внимательно разглядывая то, что было в руках у Толоконникова.
— Товарищ старший лейтенант, яичницу жарим, — бойко отрапортовал тот.
— Это как так?
— Да очень просто. Яйца хорошо жарятся на утюге.
Паша тут же продемонстрировал свое изобретение. Он обернул фольгу вокруг подошвы утюга, сделав что-то наподобие бортика как у сковородки. Быстро протерев нагретый утюг маслом, он тут же разбил яйца и пожарил яичницу.
— Вот так, — довольно улыбнулся он — не хотите, товарищ замполит?
— Так, Толоконников, закрывай-ка свою кухню, пока я тебе сам яйца не поджарил и дуй в автопарк. Узнай у командира автороты, какая из машин сегодня должна идти в Азовск. Потом позвонишь сюда, скажешь дневальному, а тот передаст мне. Все ясно? — спросил я.
— Так точно!
Быстро убрав «кухонные принадлежности», Толоконников и его приятель, который все это время стоял молча и с опаской наблюдал за действиями Паши, в темпе понеслись в автопарк.
В столовой обед разносила новая официантка, на которую обратил прежде свое внимание Волчатников. Самого его не было, поскольку первая смена полетов еще не кончилась. Я сидел за столиком в летной столовой и, как бы сказал Терновой, «живо созерцал» новенькую. Вероятно, она это заметила — вскоре оказалась рядом с подносом из вторых блюд. Она ничего не говорила, но приятно улыбалась. Поскольку официантки числились у нас в батальоне, а я был замполитом комендатуры, то решил, что вправе поинтересоваться ею.