Не могу. Не хочу. Больно адски.
— Окей. Не настаиваю.
— Спасибо.
— Ты из-за него плакала, когда Ванька к тебе подошёл?
— Неважно.
— Да и правда. Неважно. Идём, познакомлю тебя с нашими, — ставит стакан на столик и берёт меня за руку. — Обещаю тебе, сегодня ты грустить не будешь. Будет весело. Оторвёмся?
— Да.
Честно сказать, в тот вечер я не запоминала ни новых имён, ни новых лиц.
С кем-то говорила.
Много пила.
Танцевала под громкую музыку, льющуюся из колонок.
И да. Было действительно обманчиво весело.
До какого-то определённого момента.
Потом дурную голову вновь заполонили едкие, навязчивые мысли о Дымницком.
Они, словно серная кислота, разъедали меня изнутри и мне было просто необходимо от них избавиться.
Забыть.
Стереть.
Чем-то выдавить.
Вытравить.
Тогда это и произошло со мной впервые. Кто-то что-то дал мне и, увы, вскоре я на эту дрянь крепко подсела.
Для меня перестало существовать ровным счётом абсолютно всё. Я тупо вставала с кровати в разное время суток, одевалась и со скандалом уходила из нашей общей с Яной съёмной квартиры.
Игнорировала её попытки призвать меня к здравомыслию.
Не отвечала на звонки и сообщения.
Потеряла чёртов телефон.
Потеряла себя.
И, осознав это, я сдалась окончательно, решив, что всё. С меня, пожалуй, хватит…
Возвращение в этот мир было странным. Мучительным. Болезненным. Непонятным.
Я очнулась в постели. В комнате, похожей на больничную палату. Светлые стены, белый потолок, слишком яркий свет, монотонный писк аппаратов. Надо мной человек в белом.
Медсестра? Врач?
Не понимала. Спросить не могла, попросту сил не было. Снова вскоре провалилась в сон, а когда очнулась вновь, оказалось, что я уже в другом месте.
Тоже, вроде как, палата. Из вены торчит закреплённая пластырем игла. Я под капельницей.
— Доброго времени суток. Учитывая, что мы — земляки, буду использовать родной язык для общения, если не возражаете.
Фокусирую взгляд.
— Напугали вы нас, Ярослава. С возвращением!
Врач (теперь уже сомнений не возникает) осматривает мои зрачки, после чего принимается измерять пульс и давление.
— Все показатели постепенно приходят в норму. Хороший знак, — озвучивает вслух. — Как вы себя чувствуете?
— Где я? — спрашиваю, с трудом разлепив пересохшие губы.
— В клинике доктора Спенсера. Вы поступили к нам с острой интоксикацией, будучи без сознания.
Прикрываю веки. Пытаюсь воскресить в памяти последнее из воспоминаний, однако мозг очень неохотно выдаёт картинки. Только одну.
Комната. Холодный пол. Вибрирующие от грохота музыки стены.
Решение, принятое в порыве отчаяния, под алкоголем. Всё, что купила на точке, в себя отправила. Чтоб наверняка.
И на этот раз эйфория пришла не только в компании с галлюцинациями, напугавшими меня до состояния панической атаки. Она привела с собой ту, что с косой.
Я ведь ждала её, но… В какой-то момент стало так плохо, что творившийся со мной ад не передать никакими словами.
— Мы проводим детоксикацию, направленную на восстановление всех функций организма, — сообщает врач. — Вернёмся к вопросу о вашем самочувствии. Это важно. Что сейчас беспокоит?
— Ммм… Болит и кружится голова. Желудок… Тошнит.
Кивает, делая записи в карте.
— С минуту на минуту придут результаты крайних анализов. С вашего позволения займусь ими, а вы пока примите посетителей. Только учтите, визит будет коротким. Вам необходим покой и сон.
Меняет в капельнице одну бутыль на другую и удаляется.
Тут же раздаётся стук в дверь, а уже в следующую секунду в палате появляется взволнованная Яна.
— Яська!
Чуть ли не бегом ко мне летит. Встаёт у кровати, с беспокойством в глазах меня разглядывает, потом наклоняется, целует в щёку, обнимает и начинает плакать.
— Ты чего, Ян?
Она выпрямляется. Шумно сглатывает и шмыгает носом.
— Как ты?
— Нормально. Не плачь, не надо.
Слёзы ей совсем не идут.
— Я так за тебя испугалась! Думала, мы не найдём тебя, Ясь…
Искала значит. Несмотря на то, что пребывая в изменённом состоянии, относилась я к ней отвратительно.
— Прости меня.
— Ну что ты! — вытирает платком мокрые дорожки с лица и аккуратно сжимает мою ладонь. — Слава Богу, что ты выкарабкалась! Остальное вот вообще неважно.
Стискиваю её пальцы своими в ответ.
— У меня утром зацвела орхидея.
— Та, которая стояла целый год с голыми палками?
— Да, — улыбается сквозь слёзы.
— Здорово.
— Миша звонила.
— Как у неё дела?
— Тяжело ей там, но ничего, держится.
— Ты ведь…
— Нет. Сказала, что ты на съёмках, — опережает ход моих мыслей. — Она ничего не знает.
Киваю.
— Доктор велел не мучить тебя долго своим вниманием. Ты, поправляйся, Ясь. Ой, забыла, дура. Вот, это тебе. Полезности всякие, — ставит на тумбочку корзину с фруктами и ещё раз наклоняется, чтобы меня поцеловать.
— Спасибо, Ян, — шепчу я тихо.
— Пойду, а то там к тебе ещё один посетитель. Он очень переживал. Думаю, хочет поскорее увидеться.
— Кто? — уточняю, нахмурившись.
— Дымницкий.
Сердце-предатель, как всегда, слишком остро реагирует на эту фамилию. Замирает. Сбивается с ритма и начинает стучать быстрее.
В палате на какое-то время повисает пауза.
— Когда ты пропала, я очень занервничала. Пошла в полицию, но мне велели ждать и тогда я позвонила Антону Черепанову. Нашла его номер в твоей записной книжке, — объясняет мне подруга. — Антон рассказал о ситуации Дымницкому. Кирилл прилетел сюда ближайшим рейсом. Видимо, у него было всё в порядке с документами.
Прилетел.
Ближайшим рейсом. Впервые за грёбаные… почти восемь лет.
Пока не понимаю, как на это реагировать. В голове настоящий хаос и сумбур из-за этой неожиданной для меня новости.
— Если бы не Дымницкий, я бы ни за что не нашла тебя.
Так вот что подразумевалось под этим её «мы».
— Он при помощи какой-то программы пробил по номеру телефона все твои геолокации за последний месяц.
Когда-то эта его долбаная программа вот также помогла ему найти меня в Москве после кражи портмоне.
— Он там такой лютый шухер в подвале хипстеров устроил, — округляет глаза.
— Почему вы… пошли туда?
— У него здесь, на Брайтон-Бич, живёт давний знакомый. Кинули через него клич о том, что ты пропала, и кто-то сбросил в чат инфу о твоём местоположении.
— Ясно.
— Видела бы ты его глаза, когда мы обнаружили тебя, лежащую на полу, без сознания…
Прекрасно.
То есть он ещё и обнаружил моё фактически бездыханное тело.
Пять баллов.
— Всю дорогу до клиники его трясло. Тебя забрала машина платной экстренной помощи. Мы ехали следом. У тебя критично упало давление и сердце… оно остановилось, Ясь, как только мы прибыли в клинику.
Остановилось всё-таки…
— Врачи… сказали, что мы очень вовремя тебя привезли. Могло быть поздно, — снова плакать начинает. — Прости. Это было ужасно, — качая головой, закрывает лицо ладонями.
— Не надо, Ян.
— Мы тебя буквально из лап смерти вырвали. Понимаешь?
Вырвали.
Только кто просил об этом?
— Я не хочу с Ним разговаривать. Можешь, передать?
— Ясь…
— Передай, — повторяю настойчиво.
— Ладно, — вздыхает она, вытирает слёзы платком и машет на прощание. — Я завтра загляну к тебе, зай. Поправляйся!
Отворачиваюсь.
Молча её отпускаю, но переварить полученную информацию не успеваю, потому как, ожидаемо, уже через минуту Дымницкий заявляется в палату, начисто игнорируя мою просьбу.
Когда заходит, не глядя, чувствую, что это — Он. Нутром. Каждой своей клеточкой.
Пока идёт до моей койки, берёт стул и садится, я едва дышу. В окно целенаправленно таращусь. Делаю вид, что падающий снег — это единственное, что меня сейчас действительно интересует.