Вася взяток не брал. Никогда и ни за что. Но не мог не реагировать на давление сверху. Бывало, что ему приказывали закрыть глаза на что-то. Приходилось подчиняться. И за это Барановский себя не уважал. Мог бы стоять до конца. Но не видел он себя Дон Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами. Поэтому и подумывал о том, чтобы уйти из органов…
— Товарищ майор, — услышал Барановский визгливый голос стажера Светозара. Он являлся внуком генерал-полковника МВД по местному округу. Слово «геморрой» ассоциировалось у Васи именно с этим пареньком. — Вы ЭТО видели? — И указал глазами на окровавленный нож, валяющийся возле трупа.
Естественно, товарищ майор видел его. Как и раны на теле покойного. И сделал вывод, что нанесены они совсем другим колюще-режущим предметом.
На вызов они приехали пятнадцать минут назад. В полицию позвонила соседка жертвы, Ирина Андреевна Краснова, дама весьма специфического имиджа. Когда Василий увидел ее впервые, напрягся. Решил, что перед ним не совсем адекватный человек. Но Ирусик (она просила называть себя именно так) оказалась более чем нормальной. Она не просто вела себя спокойно, еще и на все вопросы отвечала четко, по существу.
— Вы хорошо знали соседа? — первое, что спросил у нее Вася.
— Можно сказать, совсем не знала. Он не так давно въехал и держал дистанцию.
— А ключи от своей квартиры он вам оставил, чтоб вы цветы поливали? — Вася видел, что в доме нет растений, но человек, обнаруживший труп, подозревается первым, и его надо прощупать.
— Паша никого из соседей за порог не пускал. Я же сказала вам, что он…
— Держал дистанцию? Помню. Но дружить и оказывать мелкие услуги — две разные вещи.
— Не было у меня его ключей. А у него, как теперь оказывается, цветов. Даже алоэ паршивого. Только куклы…
Да уж. Именно они населяли квартиру.
Куклы стояли в стенке, сидели на кресле, лежали на кровати, а одна… плавала в луже крови, вытекшей из тела Павла Иванова.
— Я увидела незапертую дверь и вошла, — продолжила Ирусик. — Подумала, вдруг случилось что…
— Например?
— Плохо стало человеку. Приступ случился, когда он домой возвращался с прогулки. Войти успел, а запереться по привычке — нет. Или наоборот: захотел покинуть квартиру, а тут бац — давление скакнуло…
— Об ограблении мыслей не было? Обычно, если соседи видят незапертую дверь, думают, что ее вскрыли.
— Да что у Паши брать?
— Вы же не знали, что у него есть.
— Да, но у нас тут олигархи не живут. А телевизоры да микроволновки кому сейчас нужны?
— И все же потерпевший поставил дорогущую немецкую дверь с двумя замками и цепочкой, — пробормотал Василий. Он говорил не со свидетельницей, а с самим собой. Но она услышала его.
— Мне это сразу показалось странным. Думала первое время, что Паша хочет отгородиться ото всех, и запоры ему психологически помогают. Но когда я поняла, что у него бывают гости, усомнилась в своих выводах…
— Значит, бывали гости?
— Редко, но да.
— Что за люди?
— Обычные. Мужчины, женщины. Заходили на некоторое время к Паше. Максимум на полчаса. Проводив их, он сразу запирался.
Все то время, что они беседовали, Ирина Андреевна водила носом. Вася не выдержал, спросил:
— К чему принюхиваетесь?
— Кошачьей мочой все равно пахнет, — сказала она. — Но не пойму, откуда.
И не успел Барановский оглянуться, как Ирусик, хрустнув коленями, брякнулась на четвереньки и заглянула под кровать.
— Нашла, — выкрикнула она и вытащила из-под нее обувную коробку.
— Ирина Андреевна, — гаркнул на женщину Барановский. — Вы на месте преступления находитесь, не смейте тут ничего трогать!
— Поздно, я уже, — с виноватым видом пробормотала она. — Извините.
Василий помог женщине подняться на ноги, а сам присел на корточки. Коробка была новой, и пахло не от нее — из нее. Воняло, если точнее. Откинув крышку, Барановский заткнул нос. Источником «аромата» была кукла. Замусоленная, в грязном платье, со сбитыми волосами. И все же она была прекрасна. Чудесное личико, очень реалистичное, с восторженными карими глазами. Пухлые, чуть напряженные ладошки… Так и хочется чмокнуть в ямочки на них. Как будто ребенок увидел свое любимое лакомство, приготовился взять его, но по воле какой-то злой волшебницы обратился в куклу.