Глава третья
Понедельник не принес Каширину приятных сюрпризов. Весь рабочий день он названивал в фирму "Степ". Как ни странно, ни один из телефонов не отвечал. Молчал и домашний телефон Кобылкина, после гибели Ореховой оставшегося в фирме за главного. Лишь под вечер Каширин сдался, решил отложить это дело до следующего дня.
Вторник Каширин начал с бесконечных звонков в "Степ". Снова у Кобылкина никто не снимал трубку. Часов в десять утра ответила секретарша. Девица разговаривала таким сонным голосом, будто только что очнулась после летаргического сна.
– Кобылкина сегодня не будет. А кто это говорит?
Каширин представился и спросил, когда Кобылкин намерен появиться на работе.
– Попробуйте позвонить завтра во второй половине дня.
– Но хоть кто-то из руководства на месте?
– Никого нет, – секретарша зевнула. – И сегодня вряд ли кто появится. Сами понимаете...
Каширин положил трубку и решил действовать. Он вызвал адвоката инвестиционной фирмы, старого еврея Рахинсона. Коротко объяснив ситуацию, передал ему документы и приказал, чтобы тот немедля ни минуты составил исковое заявление в арбитраж. Подавать заявление в суд в ближайшие два дня не следует, но нужно иметь его под рукой. Рахинсон долго знакомился с бумагами. И когда понял, о какой сумме идет речь, глаза просто вывалились из орбит. Казалось, зрачки вот-вот коснутся толстых выпуклых стекол очков.
– Три миллиона долларов? – Рахинсон хотел ошибиться. – Плюс проценты в полмиллиона?
– Все правильно, – кивнул Каширин. – Нас хотят кинуть именно на три с половиной миллиона. Причем долларов.
Рахинсон вскочил на ноги, заметался по кабинету, захлопал руками, как подбитая камнем птица хлопает крыльями. И вправду, в своем темно синем костюме он напоминал огромную галку. И нос длинный, как клюв. Адвокат, пощелкав клювом еще пару минут, улетел сочинять исковое заявление.
Каширин созвонился со своим старым знакомым Нарышкиным, коммерческим директором одной из московских фирм. Еще вчера Нарышкин выразил заинтересованность в приобретении технических алмазов. Но сегодня его тон не излучал оптимизма, голос звучал блекло.
– Трудные времена, старик, – сказал Нарышкин. – Помочь тебе можно. Но о наличных и речи быть не может. Давай так: пришлю к тебе своего эксперта. Он оценит эту фигню. Ты сбросишь процентов двадцать от оценочной стоимости. Это как минимум. А дальше поговорим.
– Мне срочно нужны деньги, – сказал Каширин. – Просто подыхаю, как нужны.
– Нет, старичок, – Нарышкин зачмокал губами. – Наличманом рассчитаться не могу. Если придем к соглашению, выдам тебе вексель со сроком погашения четыре месяца.
– Хорошо, я подумаю.
У Каширина оборвалось сердце. Алмазы стоят приблизительно два с половиной миллиона. Эксперт Нарышкина занизит цену, ну, процентов на двадцать. Еще двадцать процентов надо сбросить. Затем Каширин получит вексель со сроком погашения четыре месяца. Это слишком долгий срок. Но нет никакой гарантии, что вексель примут к оплате. У Нарышкина репутация человека не слишком чистоплотного в делах.
Каширин долго загибал пальцы, наконец, вслух подытожил свои вычисления:
– А сам с хреном остаюсь, – сказал он.
Короче, этот вариант не проходит.
Ровно в час дня дверь кабинета распахнулась оттого, что с другой стороны в нее пнули носком ботинка. Каширин поднял глаза от бумаг и, встав на ноги, заспешил пожать лапу некоему Литвиненко.
Сопровождал Литвиненко какой-то сопляк в очках, в черном костюме и галстуке, с мордой важной, как у министра. Гости безмолвно расселись в креслах перед столом Каширина. Литвиненко сунул в рот сигарету и подождал, когда молодой человек поднесет ему огонька. Каширин сел за стол, замялся, не зная, с чего начать.
Хороших новостей не было, а посетители пришли сюда не для того, чтобы покалякать о превратностях погоды. Литвиненко нежно погладил ладонью бритую наголо шишковатую голову и начал сам, без лирических предисловий.
– Хреново получается, – сказал он. – Ну, с этим кредитом. Совсем хреново.
Литвиненко выпустил дым из заросших шерстью ноздрей и надолго замолчал. Так, выходит, Литвиненко все знает, – решил Каширин. И о кредите, и о проблемах с его возвратом. Впрочем, удивляться тут нечему.
По долгу службы Литвиненко обязан знать все, что происходит в инвестиционной компании "Горизонт". Он начальник службы безопасности, по существу, правая рука Вадима Ступина. А Ступин... Ну, тут и объяснять ничего не надо. Он большой человек, учредитель "Горизонта", владелец основного пакета акций. В жилетном кармане Ступина наверняка помещается десяток таких инвестиционных компаний. Плюс парочка коммерческих банков, казино, горы недвижимости и еще много чего.
Каширин только руками развел, молчаливо соглашаясь с оценкой "совсем хреново".
– И что думаешь делать? – спросил Литвиненко. – Кажется, кредит стал невозвратным.
Каширин подвинул пепельницу на противоположный край стола, но Литвиненко сделал вид, что не заметил этого движения. Стряхнул пепел на ковер. Молодой человек в очках сидел на стуле, как истукан, уставившись в пустой дальний угол кабинета. Кажется, он не слушал разговора, а забавлял себя, постукивая кончиками пальцев по крышке лежащего на коленях кейса.
– Наш юрист сейчас составляет исковое заявление в арбитраж, – ответил Каширин. – Это, во-первых. Во-вторых, я начал переговоры о продаже залога, взятого под кредит. Тех самых технических алмазов. В-третьих...
– Заткнись лучше, – Литвиненко погасил окурок о каблук своего сапога. – В-третьих, я знаю что. Ты скажешь, что мы можем наехать на этого засранца, заместителя Ореховой. Ну, на Кобылкина можем наехать. Например, отвезти его за город, положить в гроб и закопать в землю. Часов на восемь. Чтобы он, сука драная, лежа в гробу на метровой глубине, подумал о вечных ценностях. И о прелестях мира. Так, я тебя спрашиваю?