– Ну, вот видите! – обрадовалась княжна. – И я умею хранить секреты! Если вы, например, меня поцелуете, я о том никому, до самой смерти не расскажу!
– Зачем мне вас целовать? – осторожно спросил я, начиная опасаться, что так просто наше совместное лежание не кончится. Княжна вблизи оказалась не такой уж некрасивой. Обычная молодая девушка с нежной, правда, очень бледной кожей и грустными глазами.
– Не знаю, зачем мужчины барышень целуют, наверное, вам это нравится, – объяснила она.
Сказав это, княжна Марья приподнялась на подушке и посмотрела мне прямо в глаза. Не могу сказать, что в них была одна только невинная чистота. Глаза смотрели довольно лукаво.
– А вас уже кто-нибудь целовал? – задал я обычный мужской вопрос, машинально, на всякий случай, прощупывая, почву для дальнейших отношений.
Барышня состроила гримасу и уклонилась от прямого ответа:
– Не знаю, кажется, нет.
– Что значит, «кажется»? – искренне удивился я. – Я что-то себе не могу представить человека, который не знает, целовался он или нет!
– Ну, зачем вы так говорите, я, правда, не знаю, – она как-то загадочно улыбнулась, отчего ее лицо стало милым и женственным. – Однажды я спала, а ко мне в комнату вошел Жорж Щербинин.
– Это еще кто такой? – перебил я.
– Вы не знаете Щербининых? Довольно известный род. Конечно, по знатности им далеко до Урусовых… Они к нам приезжали всем семейством, Жорж был тогда кавалерийским юнкером. Интересно где он сейчас?
Я внимательно смотрел на княжну и никак не мог понять, нравится она мне или нет.
– Ну и что сделал Жорж, когда вошел?
– Не знаю, я ведь так и не проснулась, но мне кажется, что он меня поцеловал, – словно вспомнив что-то приятное, отвела взгляд княжна Марья.
– И что вам еще тогда показалось? – перешел я на ее язык. – Вам не показалось, что он еще и прилег рядом с вами?
– Я так крепко спала… Впрочем может быть и прилег. Он такой милый и скромный юноша… Мне так не хотелось просыпаться и его отталкивать… А ведь сон не может быть грехом? Я, правда, на всякий случай, потом свечку Матери Заступнице поставила.
– Понятно, – сказал я, вполне представляя, какой сон ей тогда приснился.
Недаром говорят, что девятнадцатый век был самым ханжеским в обозримой истории. Однако не проснуться, когда рядом с тобой в постели лежит «скромный» юнкер, на мой взгляд, было большим перебором.
– И много еще таких снов тебе снилось? – спросил я, опять переходя на «ты».
– Нет, кажется, всего один тот раз, – ответила она и переменила тему разговора. – А как ты колдуешь?
– Хочешь узнать? – хмуро сказал я. – Раздевайся, покажу!
– Раздеваться? Зачем? – удивилась барышня.
– Так полагается.
– Хорошо, – тотчас согласилась она, единственно, что уточнила, – а совсем раздеться или чепчик можно оставить? Маменька никогда ночью чепчика не снимает, говорит, что черти могут в волосы вцепиться.
– Чепчик можешь оставить, – разрешил я, сам еще не зная, что я буду делать дальше. После рассказа о юнкере Щербинине, мой романтический порыв, сразу пошел на спад.
– Хорошо, я разденусь, – спокойно сказала княжна, встала и действительно сняла через голову ночную рубашку.
Она, как и большинство молодых девушек была «приятной для глаз».
– И что дальше делать? – спросила она стоя рядом с постелью.
– Ложись и закрой глаза, – распорядился я.
Девушка послушно все исполнила, легла на спину и разве что глаза зажмурила слишком сильно. Я посмотрел на нее. Без одежды она казалась полнее, чем в рубашке и не совсем здоровой.
– Вы теперь будете колдовать? – не зная, что я собираюсь делать, спросила она.
– Да, буду, – ответил я и взял в руку ее запястье. – Ты когда бегаешь, задыхаешься?
– Откуда вы знаете? – удивилась Марья и не выдержала, посмотрела на меня.
– От верблюда, похоже, у тебя, милая, порок сердца, тебе не с юнкерами сны смотреть, а лечиться нужно, – вздохнул я. – Ладно, чем смогу помогу, а потом я тебе в таком сне приснюсь, что никаких юнкеров вспоминать не захочешь!
Глава 4
Когда я проснулся, княжны в комнате уже не было. Ночной сеанс лечения, так мня вымотал, что лишь только я кончил свои шаманские пассы, крепко уснул. Когда Мария встала и ушла, я не слышал. Судя по тому, что в доме было тихо, наше «тайное свидание» осталось не раскрытым, и пока меня никто не призывал к ответу за растление девицы.
Первым делом я дернул шнур звонка. За последние тринадцать лет, что я пропустил в развитие страны, судя по косвенным признакам, здесь многое изменилось.
Во всяком случае, гостей селили не в каморки со скудными признаками мебели, а в комфортабельные комнаты, появились даже звонки. Впрочем, на мой вызов так никто и не явился, пришлось самому вставать и идти разбираться с завтраком.
Как обычно бывало почти во всех барских усадьбах, которые мне довелось посетить, дворни здесь было не меньше чем государственных чиновников в Российских учреждениях. Занималась она тем же чем и чиновники, слонялась, с деловым видом безо всякого видимого дела и прока.
– Эй, любезный, – окликнул я лакея со смазанной маслом, блестящей прической, – где бы мне…
Малый бросил на меня затравленный взгляд и словно на глазах растворился в воздухе. Пришлось идти дальше. Внизу в парадном зале на прежнем месте сидела энергичная ключница. Однако стоило мне посмотреть в ее сторону, как она сорвалась с места и, звеня связкой ключей, скрылась в неизвестном направлении. Только теперь я вспомнил, что благодаря словоохотливому возничему, меня здесь считают колдуном. Оставалось как-то выкручиваться самому, но тут появилась на горизонте Анюта и прямо направилась ко мне.