– Знаете что, мосье Крылов, я советую вам избавиться от этой сабли, как она вам ни дорога. Жизнь, мне кажется, дороже.
– Я подумаю, – пообещал я, а про себя добавил, – если в обмен кто-нибудь предложит небольшое европейское королевство.
В этот момент наш разговор прервали, пришел слуга и пригласил нас к обеду. Мы спустились на первый этаж. Обед накрыли в малой столовой, почти за семейным столом. Гость, не считая нас с Машей и французом, оказался только один, господин с лицом, за которое сложно было уцепится взглядом. О таких людях, в милицейских ориентировках пишут: рост средний, телосложение среднее, нос обычный, глаза карие, овал лица округлый, особых примет нет. Звали его тоже обычно, Сергеем Петровичем и только из дальнейшего разговора выяснилось, что он какой-то уездный чиновник и приехал посмотреть на французов.
Таким образом, за столом нас оказалось шесть человек, мать с сыном Кологривовы, де Лафер, Сергей Петрович и мы с княжной. Разговор, само собой, шел о войне, зверствах неприятеля и славе русского оружия. Говорили в основном по-русски. Сергей Петрович иностранными языками не владел, но все хотел знать и слышать. Когда же остальные переходили на язык Лафонтена, то хвалили храбрость и благородство французов. Получалось, что два патриота русский и французский считали, что все в восторге только от их армий.
Петр Андреевич, единственный здесь участник боев и под Бородино и за Малоярославец, о подвигах и сече не вспоминал, скромно сидел за столом, только изредка поднимая взгляд от тарелки. Зато Сергей Петрович крошил языком французов, как капусту и со знанием дела объяснял, почему наши флеши лучше неприятельских. После фортификации он перешел к артиллерии и взялся объяснять хозяйке, чем мортиры отличаются от гаубиц.
Французу скоро стало скучно слушать русскую речь, и он спросил Екатерину Романовну, о чем рассказывает приятный мосье. Кологривова смешалась, не зная как перевести словесный бред Сергея Петровича. Пришлось вмешаться мне и в двух словах объяснить, что «приятный мосье» думает, что он Наполеон. Все, включая чиновника, посмеялись шутке, и Сергей Петрович, расслышав знакомое имя узурпатора, наконец, объяснил, зачем он сюда явился.
– Ваш приказчик приезжал рассказать именно об этом господине французе? – спросил он.
Хозяйка подтвердила и так очевидное, тем более что виконт был одет в военную форму.
– Однако он говорил не об одном французе, а о многих неприятельских солдатах? – уточнил чиновник.
– Остальные сейчас живут в людской, – ответил вместо матери Петр Андреевич.
– Нам хотелось бы знать об их дальнейшей судьбе.
– Их судьбе? – переспросил Сергей Петрович. – Это от меня никак не зависит, все будет так, как решит начальство.
– Но, позвольте, – удивилась хозяйка, – а вы тогда зачем приехали?
– Убедиться, что в нашем уезде появился неприятель, – конкретизировал свою задачу чиновник. – Теперь я доложу-с по начальству, и будем ждать какое выйдет решение…
– А где ваше начальство? – спросил я.
– В Москве-с, – коротко и конкретно, ответил он.
– В Москве? Но она же сгорела!
– Это нам известно-с, – подтвердил Сергей Петрович. Однако это-с ничего не значит, она скоро отстроится.
Мы все, исключая, ничего не понимающего француза, удивленно уставились на представителя власти.
– А пока что с ними делать? – тихо спросила Кологривова.
– Этого я не знаю-с. Пусть пока живут у вас, до решения начальства-с. Мне, извините, госпожа Кологривова, сейчас не до французов. В нашем уезде совершено страшное душегубство, я прямо от вас еду в имение князей Урусовых. Там третьего дня назад князь с семьей заживо сожжены собственными крестьянами.
– Урусовы? Они погибли? – смертельно побледнев, безжизненным голосом, спросила Маша.
– Точно так-с, взбунтовались их холопы, и сожги господский дом вместе с господами. Спасся только один молодой князь.
– Мама, – тихо сказала Маша, привстала на стуле, взялась рукой за сердце и упала в обморок.
Все вскочили со своих мест. Петр Андреевич рванулся, помочь княжне, но, видимо, от резкого движения, что-то произошло с его раной, он вдруг побледнел, прижал к груди руку и без сил, опустился в кресло. Екатерина Романовна закричала, требуя слуг:
– Филька, Степан, кто-нибудь, скорее сюда!
Маша, между тем, неподвижно лежала на полу.
– Мосье да Лафер, помогите, – попросил я француза.
Он понял, что я от него хочу, бросился ко мне. Мы с ним подняли княжну и понесли в ее комнату.
Следом, набежавшие лакеи, вели под руки Петра Кологривова.
– Господа, – крикнул нам вслед испуганный Сергей Петрович, – что я такого сказал? Я никого не хотел обидеть!
Мы внесли девушку в ее комнаты и положили на постель. Княжне почему-то отвели апартаменты, в то время как мы с виконтом ютились в одной комнате. Следом за нами вошла расстроенная Екатерина Романовна.
– Господин Крылов, что случилось с вашим товарищем?
– Обморок, – коротко ответил я, – у вас есть нюхательные соли?
– Сейчас принесу, – ответила она и выбежала из комнаты.
Как всегда, когда нужда в помощи отпала, в комнату набилось масса народа, так что сама Кологривова с трудом протиснулась в дверь, передать мне нюхательную соль. Пришлось брать власть в свои руки.
– Прошу все выйти! – категорично, потребовал я. – Больному нужен воздух!
Зрители начали неохотно расходиться. Маша все это время пребывала в глубоком обмороке. На бедную девушку слишком много всего свалилось за последнее время! Она из одного несчастья, разом попадала в другое. Я проверил у нее пульс и поднес к носу проверенное средство от обмороков флакон с ароматическими солям. К сожалению, они ей не помогли. Я расстегнул на ней сюртук, поднял рубаху и припал ухом к груди. Сердце билось, но очень нечетко. Пришлось применить массаж. Только после того, как, поймав темп, я несколько раз сильно нажал на грудную клетку, она нормально задышала. Дальше я действовал по своей проверенной методике.