– В кибитке, – ответил Иван, – вы одевайтесь, я ее сейчас принесу.
Маша заметно трусила. Когда я помог ей надеть тот самый «полетный» черный плащ, почувствовал, как у нее дрожит все тело. Успокаивать ее в присутствии Любы я не стал, просто слегка сжал плечи. Мы еще не были готовы, как вернулся Иван с какой-то торбой.
– Вот она, – объявил он, осторожно вынимая из мешка цилиндрический металлический предмет, напоминающий детское ведерко.
– Это бомба? – удивилась Маша. – Я думала, что она совсем другая.
– Ты сказал, – передавая ее мне, начал нас инструктировать Иван, – что ее просто нужно бросить им в трубу!
– Как в трубу? – заинтересовалась Люба. – Вы что, с барышней полезете на крышу?
– Если будет нужно, полезем, – пообещал я, прикидывая рукой вес снаряда. Весил он килограмма три. – Ну, все, мы пошли. Пожелайте нам, ни пуха, ни пера!
Шутливый тон никто не принял, и прощались с нами почти со слезами на глазах. Наконец мы вышли во двор. Луны на небе уже не было, и только снежная белизна слегка подсвечивала ночной мрак. Мы, стараясь быть незаметными, выскользнули за распахнутые настежь ворота на деревенскую улицу. В соседнем дворе лениво затявкала собака. Время приближалось к полуночи. Левой рукой я нес за проволочную петлю бомбу, в правой была обнаженная сабля.
– Держись вместе со мной за рукоятку, – сказал я Маше, и она послушно прикоснулась ко мне холодными пальцами. – Не бойся, скоро все кончится. Тебе очень страшно?
Она ответила не сразу и сказала совсем не то, что я ждал:
– Мне его жалко, все-таки, он мой брат. Может быть?..
– К сожалению, у нас нет другого выхода, – перебил я. – Он слишком далеко зашел, чтобы остановиться. Если бы он был опасен только для нас с тобой, то можно было бы от него спрятаться. Он опасен всем людям. Посмотри на саблю, представляешь, какой силой Иван владеет?!
На саблю, действительно, стоило посмотреть. Теперь, в полной темноте было видно, как по клинку, от наших рук одна за другой, пролетают голубые, неонового свечения змейки. Зрелище было не просто красивое, завораживающее.
– Это что? – почти без голоса спросила Маша.
– Я не знаю, наверное, то, что он на нас насылает. Что-то вроде молнии…
Она меня перебила:
– А если мы с ним поговорим, скажем, что так поступать плохо? Вдруг он послушается?
– Боюсь, что у нас из этого ничего не получится. Он ведь там не один, их несколько человек. Они нас тобой просто убьют. Конечно, если ты хочешь попробовать…
Маша долго молчала и ответила когда мы уже подошли к нужной избе:
– Наверное, ты прав. Князь Иван нас просто не станет слушать. Я и раньше пробовала с ним говорить, но он всегда надо мной смеялся.
– Дошли, – сказал я, останавливаясь перед нужной избой, третьей от околицы. – Ты сможешь взлететь с грузом?
– Не знаю, – дрожащим голосом ответила княжна. – Но я постараюсь.
Окна избы, возле которой мы стояли, были темны. Никаких признаков того, что в ней находятся лихие люди, видно не было. Снаружи она выглядела обычным крестьянским жилищем. Ничего странного или подозрительного в ней не было. Если не считать голубого свечения клинка.
Меня начало потряхивать какое-то внутреннее напряжение.
– Мне кажется, у нас остается совсем мало времени, – почти через силу, сказал я. – Если не сможешь подняться в воздух, сразу же возвращайся ко мне.
– Я постараюсь, – сказала Маша и взяла у меня ведерко с взрывчаткой, – Я раньше никогда ничего тяжелого в воздух не поднимала.
Несмотря на драматизм момента, мне было любопытно посмотреть, как она будет лететь. В первый раз, когда Маша улетала из бани, все произошло слишком быстро и я, практически, ничего не успел увидеть.
– Значит, мне нужно просто бросить это…, эту бомбу в трубу? – спросила она, явно оттягивая время.
– Да, и как можно скорее, – ответил я, чувствуя, что меня начинает трясти все сильнее. – Решайся, иначе будет поздно…
– Я боюсь, – прошептала княжна. – Я не смогу, не смогу подняться…
В этот момент, меня так скрутило, что стало не до ее страхов и вообще не до войны. Захотелось одного, бежать отсюда, не останавливаясь и как можно дальше.
– Пойдем отсюда, – почти крикнул я.
Руку с саблей свела судорога, и начали сами собой разжиматься пальцы. Марию, как и меня, я это видел боковым зрением, тоже корчило от какого-то внутреннего напряжения.
– Уходим, – повторил я и начал пятиться. Потом я обо что-то споткнулся и замедленно понял, что падаю. Потом в глазах померкло и мне стало хорошо и спокойно…
Пришел в себя я в той же самой избе, в которой мы остановились на постой. За тусклым маленьким окошком, остекленным толстым мутным стеклом, было совсем светло. Я приподнял голову и понял, что лежу на печи. Мне была видна почти вся горница. На высоких полатях укрытая до глаз каким-то лоскутным одеялом, лежала княжна. Ни Ивана, ни Любы в комнате не было.
То, что мы живы и спим в избе, а не стынем в снегу, могло говорить только об одном, наше дело кончилось если не победой, то и не полным поражением. Я начал проверять состояние своих конечностей. Все они вроде бы, функционировали нормально. Осталось встать и проверить это на практике. Я сбросил тулуп, которым был укрыт, собрался слезть с печи, и тогда увидел что на мне надето чужое белье, причем ветхое и посконное.
– Маша, – позвал я, но вместо членораздельной речи, получилось какое-то мычание.
Я откашлялся и снова попытался позвать княжну, но горло свела судорога и опять, смог выдавить из себя только несколько нечленораздельных звуков. Это было странно. Чувствовал я себя вполне прилично, но как только пытался заговорить, горло начинали сводить спазмы.