В день показательного турнира ярко светит солнце, отражая мое душевное состояние. Этот праздник, когда можно почувствовать себя человеком совершенно иной эпохи - настоящий подарок для меня, девятнадцатилетней девочки,которая видела сказки лишь на картинках в детских книжках. А сейчас сказка ожила, и я ощущаю себя настоящей принцессой, за сердце которой сражается бесстрашный рыцарь, благословленный поцелуем прекрасной дамы.
Мне нравится наблюдать как морщинки в уголках твоего рта и недовольное выражение лица от необходимости участвовать в этом турнире лучников, сменяются лучезарной улыбкой, когда ты смотришь на меня. Мне нравится наблюдать, с какой легкостью ты побеждаешь противников, в тоже время сохраняя добродушие и не кичась своими, если говорить честно, не совсем справедливыми победами. В конце концов, твой опыт неоспорим и победить тебя невозможно. Меня умиляет, как смущенно ты пытаешься натянуть килт пониже и испуганно перестаешь его дергать, когда он едва не слетает с бедер. Меня очаровывает твой поцелуй, который ты даришь мне в конце турнира, официально провозглашая меня королевой этого вечера. И я только крепко-крепко обхватываю тебя за шею, и радостно улыбаюсь,слыша одобрительные выкрики толпы, дружеский свист и это привычное обращение Sorceress. Мне нравится быть с тобой. Мне нравится быть твоей.
***
Звук волынки и лютни смешивается в одно сплошное, задорное звучание народной мелодии. Отсветы от костров освещают пространство вокруг, высвечивают бликами цветастые наряды девушек и мужчин. Мы с тобой обессиленные падаем на траву, и я целую тебя снова, снова и снова, потому что сегодня счастье затапливает меня, требует выхода,который я нахожу в танцах с тобой, в прикосновениях к тебе, в поцелуях тебя, во взгляде в твои мерцающие янтарным глаза.
- Mo ghrá. Go raibh maith agat as do sonas.***** - Ты шепчешь это мне, целуя в шею, и я только шутливо толкаю тебя в бок и, пытаясь добавить в голос недовольных интонаций, произношу:
- Нечестно разговаривать на языке, который я не знаю.
- Хорошо, я переведу. Я сказал: моя…
- Клаус, вам звонили. Я решила принести телефон. - Молоденькая девчонка, работающая в доме, несмело подходит к нам, протягивает тебе мобильный, а ты тяжело вздыхаешь, но все же находишь в себе силы улыбнуться, поблагодарить ее и посмотреть, кто же это звонил столь не вовремя. Твое лицо меняется, ты извиняешься и отходишь в сторону, набирая чей-то номер. Я только разочарованно вздыхаю и невидящим взглядом наблюдаю за танцующими и веселящимися людьми. Момент снова упущен.
Когда ты подходишь и садишься рядом, я поворачиваю лицо к тебе, но сразу же становлюсь серьезной, увидев, что выражение твоего лица явно не предвещает ничего хорошего.
- Что случилось?
- Мне жаль. Кэролайн, мне так жаль. - Ты бормочешь это несвязно, обхватываешь мое запястье и даже не замечаешь, что сжимаешь его так сильно, что под бледной кожей моментально проступает запекшаяся кровь. Я еще не знаю, что произошло, но тяжелое предчувствие уже убивает меня, вызывая горькие слезы, которые застывают на ресницах. - Мы возвращаемся в Мистик Фолс. Твоя мама умерла.
Примечания:
* - Кассиопея - созвездие в Северном полушарии;
** - Несси - сокращенное имя Лох-Несского чудовища;
*** - Sorceress - чародейка (кельтск.);
**** - mo ghrá - моя любовь (кельтск.);
***** - Mo ghrá. Go raibh maith agat as do sonas - Моя любовь. Спасибо тебе за счастье (кельтск.).
========== Глава 18. Любимых не забывают ==========
США, Мистик Фолс, 2012 год, май
Я смотрю на мелькающие за окном картинки не моргая, широко раскрытыми глазами. Мы с тобой едем в машине по узеньким улочкам моего родного города, и я только успеваю вытирать струящиеся по щекам слезы. Вот мы проехали школу, где небольшими стайками бродят ученики, переговариваясь и весело смеясь. Я так и не закончила школу. Вот небольшой домик Мэтта. Интересно, как скоро он нашел себе новую девушку? Я его не виню, я ведь только пользовалась им в детской попытке позлить Деймона. Кажется, что это было много жизней назад, а ведь на деле прошло всего лишь два коротких года. Вот дом Елены. Я отчаянно всматриваюсь в окна второго этажа, вспоминая ее привычку сидеть на подоконнике. Но там никого нет, и я только кусаю губы, чтобы сдержать отчаянные всхлипы. У меня больше никого нет.
Когда мы подъезжаем к моему дому, я титаническими усилиями все же беру себя в руки, вытираю ладонями мокрые щеки, распахиваю дверцу и медленно иду по дорожке, не оглядываясь на тебя. Виню ли я тебя в том, что по твоей вине так и не помирились с мамой, не доказала ей, что я не бесчувственный монстр, а все та же ее маленькая дочка, которой так необходима поддержка и материнская ласка? Да, виню. И плевать на то, что ты показал мне, что можешь быть и другим, заботливым и трогательным. Твоя забота не распространилась на главное: на то, чтобы подарить мне спокойствие, уберечь меня от едкой вины и соленой ненависти, которую я отныне буду испытывать к себе постоянно. Ты слишком эгоистичен, чтобы понять, что мое сердце могло вместить любовь и потребность не только тебя, но и других людей. А сейчас сердце покрылась толстой коркой льда, и я не уверенна, что есть в мире способ отогреть обжигающий холод, который сковал всё мое тело и, кажется, даже струится ледяной жидкостью в жилах.
Ты замираешь на пороге, все продолжая следить за мною пристальным взглядом голубых глаз. Я знаю, ты боишься, что я сделаю что-то себе или свихнусь окончательно. Я знаю, ты чересчур собственник, чтобы позволить игрушке сломаться раньше времени. А еще я знаю, что ты переживаешь на свой странный манер, который проявляется в том, как ты сжимаешь губы, хмуришь брови, стискиваешь ладони в кулаки. А мне хочется, чтобы ты поступал иначе. Чтобы твое сожаление было не молчаливым. Чтобы твое сочувствие было не отдаленным. Я хочу, чтобы ты кричал на меня. Я хочу, чтобы ты ударил меня с такой силой, чтобы слезы моральной боли сменились слезами физической. Я просто хочу забыться.
- Тебе нужно поспать. - Твой голос холоден. Я знаю, тебе так легче.
- Мне нужно на кладбище.
- Я пойду с тобой.
- В этом нет потребности.
- Но все же. - Как скажешь, хозяин. Я не произношу этого вслух, но ты читаешь это в ярко-алых молниях, полыхающих в моих глазах, кривишь губы, бросаешь сумки просто в прихожей и идешь вперед. Твоя очередь игнорировать меня.
***
Воздух на кладбище пахнет свежевскопанной землей, горечью полыни, приторностью насильно насаженных здесь роз, ромашек и кустов сирени и сладкой до отвращения ноткой разлагающейся плоти. Я бреду между могилами, замираю у надгробия, на котором выведено имя “Дженна Саммерс”. Я провожу пальцами по раскаленному на солнце камню и задумчиво спрашиваю, чувствуя, что ты рассматриваешь могилу.
- Помнишь ее?
- Да. Это тетя Елены. - Твой голос равнодушен, и это окончательно прорывает всю плотину моей напускной сдержанности.
- Нет, не так! Ты помнишь ее лицо? Ты помнишь ее глаза, когда она умирала? Ты помнишь хотя бы что-то о человеке, которого убил? Тебе хотя бы на мгновение было жаль? - Я бью тебя кулаками в грудь, срываюсь на крик, который смешивается в сплошной вой раненого животного, когда из груди начинают вырываться рваные всхлипы.
- Успокойся! - Ты встряхиваешь меня за плечи. Сильно. Ты сжимаешь пальцы, оставляя на коже красные метки. Больно. Ты смотришь мне в глаза, приблизив свое лицо к моему. Яростно. Ты шипишь сквозь зубы, кривя губы в грустной усмешке. - Нет, я не помню. И мне не жаль. Ты хочешь говорить о людях, которых я убил или все же найдем могилу твоей матери?
Я только киваю и иду дальше. Господи, это так страшно, даже не знать, где похоронили самого родного человека, искать мамину могилу среди сотен мраморных надгробий, под легкие отзвуки твоих шагов за спиной.
Когда ты обхватываешь мое запястье, заставляя меня остановиться, я уже намереваюсь сказать какую-то грубость. Мне больно ощущать твои прикосновения. Но ты только молча указываешь мне головой на боковую тропинку, и я понимаю, что наши поиски наконец-то закончились…
***
- Прости. Простипрости. Простипростипрости… - Это единственное слово, которое само срывается с моего языка, стынет в теплом весеннем воздухе уродливым облаком обжигающей боли. Я сижу на коленях, вцепившись ногтями в камень, на котором выведено мамино имя, не замечая, как побледнели обескровленные кончики пальцев, как стекает кровь с прокушенной губы. И здесь ты не даешь мне окончательно погрузиться в свою боль, ты вырываешь меня из этого спасительного забвения, в котором есть только это место и мое хриплое “прости”. Ты силой разжимаешь мои руки, ты силой поднимаешь меня на ноги, снова встряхиваешь, как тряпичную куклу.