Пусть меня простит Бог. Или не прощает, если не может. Но тогда я не могу сдержаться, мне хватает одной секунды, чтобы оказаться рядом, разорвать кожу, вспороть ткани, впиться клыками в яремную вену. Я не пью его кровь, позволяя ей свободно стекать в огромную лужу на кафельном полу. Я не питаюсь им. Я убиваю его. И пусть меня проклянут, пусть осудят, но я не могу простить. Что угодно, но только не эту грязь, которую этот ублюдок позволил себе вылить на память моей матери.
Я не слышу, когда ты входишь, только чувствую, как твои сильные руки обхватывают мою талию, оттаскивают от давно бездыханного тела, лежащего в луже крови. Меня бьет крупная дрожь, и я срываюсь на рыдания, вцепляюсь пальцами в твою рубашку, пачкая тебя алой жидкостью.
- Я не… Я… Он сказал… Мама… Понимаешь? - Конечно же, ты ничего не понимаешь из тех урывочных слов, которые вырываются вместе со всхлипами, но ты прерываешь меня, кладешь мои руки по бокам раковины, заставляешь меня наклониться ниже, одной рукой приподнимаешь мои волосы, а другой открываешь кран, набираешь в ладонь ледяную воду и проводишь ею по моим губам, говоря:
- Помолчи. Мне не нужны твои объяснения. Убила? Значит был повод. Все хорошо, Кэролайн. Тихо-тихо, давай-ка умоемся и поедем домой. - Ты что-то утешительно шепчешь, продолжая смывать кровь теперь уже с моих ладоней, и я хочу ответить что-то, объясниться, но не успеваю… Дверь открывается, в зеркале я вижу Бонни, которая сначала смотрит на тебя, потом ее взгляд опускается на пол, к трупу, она бледнеет, но быстро берет себя в руки и, предварительно захлопнув за своей спиной дверь, яростно шипит сквозь зубы:
- Развлекаетесь? Как ты можешь, Кэролайн?
- Это я развлекаюсь. Он мне не понравился, я его убил. У тебя еще есть вопросы? Если нет, выйди. Дверь сзади. - Твой голос холоден, и в нем явственно слышится угроза. И Бонни уходит, предварительно бросив на тебя этот свой предостерегающий взгляд и одарив меня презрительным выражением лица, когда наши глаза встречаются в отражении зеркала. Она не поверила. Она знает, что это сделала я…
========== Глава 25. Исключение из правила ==========
Всю ночь я так и не сомкнула глаз. Мне не давали покоя мысли, сомнения, страхи, которые упорно не хотели меня отпускать, заставляя то и дело возвращаться к давно минувшим дням. Я вспоминала Деймона. Вот он пьет мою кровь, а спустя мгновение я вспоминаю, как он обнимает меня, чтобы усыпить мою бдительность и убить, ведь я была помехой и угрозой для людей, которых он любил. Ты тоже пил мою кровь. Тоже хотел позволить мне сгнить заживо. Но, в отличии от Деймона, иногда ты позволяешь мне слабость, позволяешь как сейчас плакать у тебя на груди, вцепившись пальцами в мягкую ткань твоей рубашки, и просто гладишь меня по разметавшимся волосам, целуешь в висок и шепчешь какие-то бессвязные фразы, которые я не слышу, но звук которых вселяет в меня ощущение безопасности.
- Я их всех разочаровала. Я предала их. - Часы пробивают четыре раза, мои глаза пекут и в голове гудит из-за выпитого алкоголя. Твои глаза прикрыты, но я знаю, что ты не спишь.
- Предала? Ты сумасшедшая, Кэролайн. Это они тебя предали. А ты только спасала их шкуры от меня. Ведь не приди ты в ту ночь просить о Сальваторе, я бы остался здесь. Я бы убил Елену, потому что не люблю, когда меня дурачат. Убил бы Бонни и Стефана, которые активно участвовали в плане моего убийства, Деймон умер бы сам. Ты спасла их всех, куколка. Так что ты бесспорно хороший друг, хотя и глупа, потому что не понимаешь, что в первую очередь нужно думать о своем благополучии. - Ты говоришь равнодушно, пожимаешь плечами. Я знаю, что ты всегда считал мой поступок глупостью, раздражался, вспоминая причину, по которой я пришла к тебе.
- Знаешь… А я ведь очень боялась, когда мы возвращались. Думала, что ты легко можешь убить моих друзей. - Не знаю, зачем я это говорю, но это позволяет отвлечься от мыслей о недавно совершенном убийстве и презрительном взгляде Бонни.
- Могу. Но не буду. - Ты приоткрываешь глаза, проводишь пальцем по моей щеке, смахивая очередную слезинку.
- Почему? - Я, как завороженная, смотрю в твои глаза, пытаясь прочитать в них ответ, понять почему ты, несмотря на частые напоминания, что стоит думать лишь о себе, сам не следуешь этому правилу, на свой странный манер заботясь обо мне.
- Ты и так проводишь часы возле могилы матери. Не хочу, чтобы нам пришлось проводить там целые дни, пока ты будешь оплакивать всех своих друзей. Считай, что я делаю тебе одолжение. - Ты намеренно говоришь грубо, презрительно кривишь губы, но мне хочется верить, что это напускное, что на самом деле тебе не все равно. - Спи, Кэролайн. Уже рассвет. - Ты крепко обнимаешь меня, и я послушно закрываю глаза, утыкаюсь носом тебе в плечо, ощущая, как по телу разливается эта теплая волна благодарности и уверенности в завтрашнем дне.
***
Я сладко потягиваюсь, чувствуя себя на удивление отдохнувшей и бодрой. Правда вчерашние воспоминания, быстро вернувшиеся, немного ухудшают мое настроение, но не настолько, чтобы сдержать невольную улыбку, расцветающую на лице, при виде тебя. Ты сидишь в другом конце комнаты, возле большого окна, в которое проникает крайне необычный для поздней осени яркий солнечный свет. Ты сидишь возле мольберта, твои пальцы, держащие карандаш, быстро порхают над полотном, и мне до жути интересно, что же ты рисуешь, так сосредоточенно нахмурив брови и прикусив нижнюю губу.
- Тебя посетила муза? - Я улыбаюсь, медленно спуская ноги с кровати и подходя к тебе.
- Эмм… Что-то типа того. Доброе утро. - Ты резко дергаешься, услышав мой голос и быстро, как будто смущенно, накрываешь рисунок тканью.
- Эй, я хочу посмотреть! - Я недовольно хмурюсь, протягиваю руку к мольберту, но ты перехватываешь мою ладонь, тянешь на себя, садишь к себе на колени и целуешь. Да, ты определенно знаешь, как можно меня отвлечь.
- Потом посмотришь. Сейчас мне нужен твой совет. - Эти слова вводят меня в такой ступор, что я только расширяю глаза, нелепо хлопаю ресницами и, как рыба, открываю и закрываю рот, не зная, что ответить. Что ты просишь у меня? Совет? С каких пор я имею право голоса? - Кэролайн, перестань смотреть на меня, как будто я требую, чтобы ты пошла и перебила весь город. - Ты ухмыляешься, а потом берешь меня за руку, выводишь в коридор, а я все продолжаю молчать, пока мы не спускаемся в подвал, где в темной, неосвещенной комнатке находиться то, чего я боюсь в данный момент больше всего. Твоя семья…
***
Я брожу между открытыми гробами уже около десяти минут. Твои родственники выглядят так умиротворенно, и это ощущение не портят даже серые, иссушенные лица и кинжалы в их телах. Иногда я прикусываю губу, потому что в голове вертятся сотни вопросов, но как только я планирую тебе их задать, слова упорно отказываются складываться в предложения, и я произношу лишь короткие фразы.
- Они… Думаешь… Черт возьми, Клаус, что ты хочешь, чтобы я сказала? - Я наконец-то задаю вопрос, потому что сдерживать напряжение больше нет сил. Ты смотришь на меня пристально, а потом переводишь взгляд на лицо сестры и отвечаешь:
- Я всегда хотел семью. Я считал, что смогу силой заставить их объединиться, быть вместе. Сейчас я понимаю, что я был не прав. Без доверия не бывает ничего. Не так ли, Кэролайн? Я хочу попытаться вернуть их доверие. Но только тебе решать, когда их пробуждать. Я хочу, чтобы тебя не пугала эта перспектива.