- Что, прости? - ты медленно обходишь кровать, приближаешься ко мне. Еще бы час назад я испугалась, сжалась бы в жалкий комок, а теперь не буду. Ты можешь убить меня, либо убедить, что ты не просто играешь, а чувствуешь хотя бы сотую часть той патологической привязанности и потребности, которые испытываю я.
- Я не еду.
- Ты, кажется, забыла, что принадлежишь мне. Ты давала слово, куколка, - ты упираешь руки в холодное стекло по бокам от моего тела, склоняешься близко, целуешь в уголок рта. Этот контраст ледяного голоса и теплых губ сводит меня с ума, пробивает трещину в моей выдержке. Так хочется прижаться к тебе, хотя бы на секундочку. Я ведь каждый божий день мечтала об этом, Клаус. Ты бы только знал, насколько…
- Можешь считать, что я соврала. Хочешь, убей меня. Но заставить ты меня не сможешь, - эти слова одни из самых тяжелых, которые мне когда-либо приходилось произносить. Но еще сложнее видеть в твоих глазах смесь и боли, и злости, замечать, как ты сжимаешь до белизны губы.
- Я тебя заставлю, если понадобится. Найду, куда бы ты не спряталась. Ты принадлежишь мне. Нужно было думать о последствиях, когда продавалась, а не сейчас.
В тот момент мне кажется, что мое тело реагирует быстрее, чем разум. Я просто отвожу руку назад, как-то отдаленно ощущаю, что от удара локтем стекло за моей спиной бьется, и острые осколки вспарывают кожу. Но ни боль, ни перезвон битого стекла не в силах остановить мой, возможно нелепый, порыв, и я даю тебе пощечину, вкладываю в нее всю силу и боль, которой во мне столько, что на сотню жизней хватило бы. Твоя голова дергается, я вижу струйку крови, стекающую по подбородку из разбитой губы, и красный след от удара. В комнате стоит такая тишина, что слышно, как с моей порезанной руки на белый подоконник капает алая кровь, и ветер свистит за спиной, загоняя в комнату снег, который, я чувствую, налипает у меня на волосах и больно жалит кожу на обнаженных руках. Ты медленно отстраняешься, а потом говоришь совсем тихо:
- Дай руку.
- Что? - я недоуменно смотрю на тебя. Где же удар, крик, проклятие, свернутая шея? Где, Клаус?
- Руку, говорю, дай, - ты берешь меня за запястье и начинаешь методично доставать стекло, застрявшее в коже. Раны быстро затягиваются, и через какое-то время на руке не остается никакого следа, но ты не спешишь отпускать меня. Смотришь как-то рассеяно. Не знай я тебя, подумала бы, что ты боишься. - Кэролайн, как ты могла поверить, что я выгнал тебя?
- Как? Легко, Клаус. Поверь, я не сомневалась ни мгновения. Ведь ты никогда не говорил со мной на равных, никогда не объяснял, из-за каких побуждений держишь меня рядом с собой. Я всегда была для тебя игрушкой! Никогда, - я уже не могу сдержать слезы, лишь зло смахиваю их кончиками пальцев, - слышишь, никогда я не чувствовала себя уверенно! Я всегда подстраивалась, всегда! И замечательно мне не было! Мне было страшно! Понимаешь, Клаус, страшно?! У меня ведь ты только остался, вот такой сумасшедший садист, который отравил меня собственным безумием. Ты просто мое наваждение, ты снова меня убиваешь. За что ты ненавидишь меня так? За что?! - мне хочется провалиться сквозь землю, потому что я уже не сдерживаю слов, которые во мне накопились. Я, по сути, признаюсь тебе в том, что ты мой смысл жизни, моя половина - такая болезненная, горькая и неправильная - но все же необходимая, родная, и я прижимаюсь к тебе, утыкаюсь лицом тебе в плечо, вдыхаю знакомый запах. Мне так тепло, Господи, так блаженно тепло, хотя на улице бушует метель и сквозь разбитое стекло в комнату засыпает снег, и платье на моей спине насквозь мокрое. Ты гладишь меня по голове, перебираешь волосы, и я позволяю себе плакать. Я буду сильной, обязательно. Позже. Не сейчас. Сейчас я нуждаюсь в тебе чересчур сильно, чтобы скрывать.
- Глупая, моя маленькая глупая девочка. Прости, прости меня, Кэролайн, - я улыбаюсь сквозь слезы. Раз ты извиняешься, то может быть не все потеряно? На короткое мгновение мне кажется, что в твоих глазах блестят слезы, но это, наверное, лишь иллюзия. А потом я снова прижимаюсь к тебе, и все мысли вылетают из головы. Знал бы ты, как я счастлива сегодня, Клаус. Знал бы ты…
========== Глава 42. Буду сильнее ==========
Мне нравится наблюдать за тем, как ты спишь. Я смотрю на твое лицо, не в силах сдержать улыбки. Это странное чувство: жить этим одним мгновением, лежать на твоем плече, гладить пальцами мягкую плоть твоих губ, и смотреть, смотреть, смотреть. Мне мало тебя, после столь долгой разлуки, и я благодарна, что ты позволил мне просто поплакать на твоей груди. А потом ты уснул, обессиленный такой длинной ночью, а я не могла спать. Единственное, что я хочу, как можно дольше быть рядом, все то время, пока можно не принимать решений, не думать о будущем.
Я не знаю, что мы будем делать дальше, всякий раз, когда я пытаюсь представить наше дальнейшее совместное существование я вижу лишь неизвестность. Каким ты будешь, когда проснешься? Каким ты будешь завтра, через месяц или год? Неужели я опять буду зависеть от перемен твоего настроения, от нелепой ревности, от недоверия? Мне страшно об этом думать, поэтому я просто прижимаюсь крепче, целую тебя в щеку, и закрываю глаза. Мне тоже стоит отдохнуть, ведь нам еще многое предстоит обсудить, и силы мне пригодятся.
***
Я просыпаюсь, когда за окном уже темнеет. Вторая половина кровати пуста, и в первую секунду я боюсь, что мне все это приснилось, что тебя нет здесь. Но на второй подушке вмятина от твоей головы, поэтому я расслабленно вздыхаю и, еще несколько минут полежав, чтобы собраться с духом, поднимаюсь. Я долго расчесываю волосы, всматриваясь в свое отражение в зеркале. Интересно, чувствуешь ли ты во мне перемены? Не внешние, конечно, а глубинные, которые произошли за время разлуки. Нужна ли я тебе? Или же разочаровала чем-то? Меня и страшат ответы на эти вопросы, и узнать мне их хочется одновременно. Я сейчас одно сплошное противоречие. Мне хочется и быть рядом с тобой, и как можно дальше. Хочется, чтобы ты изменился, и хочется, чтобы остался прежним. Измученная мыслями и сомнениями, я бросаю последний взгляд на свое отражение, ободряюще улыбаюсь той испуганной и сомневающейся девочке, и, чтобы не передумать, стремительно выхожу в коридор.
Внизу стоит абсолютная тишина, и я прохожу в библиотеку.
- Привет, Кэролайн. Проходи, - Стефан сидит на диване, возле окна. Он выглядит очень уставшим, и мне становится стыдно. Ночью ты сделал еще одно открытие, вернул Стефану воспоминания о вашем совместном прошлом. Я не знаю, что именно связывает вас, но вряд ли эти воспоминания приятны Стефану.
- Где Никки? - спрашиваю я, садясь рядом. Мне хочется спросить, где ты, но я не решаюсь.
- С Клаусом. Они пошли в деревню, что-то обсуждают. Как ты? - Стефан пристально смотрит на меня, я же просто поджимаю губы и неопределенно пожимаю плечами.
- Не знаю. Я не думала, что когда-то увижу его. Я просто не знаю, как поступить. Что ты думаешь о нем, Стефан? Что ты помнишь о нем? - мне действительно интересно. Не знаю, что я хочу услышать. Что ты монстр, а всякий раз, когда проявляешь нежность, просто притворяешься? Или что ты не такой уж и плохой, просто прячешь эмоции от посторонних? Я просто хочу знать правду, понять, какой ты глазами других людей.
- Это очень странно. Знать, что мы знакомы. Знать, что называл его другом. Я не знаю, что сказать тебе, Кэролайн. Он… любит свою сестру. Наверное, в нем есть что-то хорошее. У него есть ты, и, наверное, это лучшее, что с ним случилось.
- Ты необъективен, Стефан, - я грустно улыбаюсь и продолжаю: - Ты же мой друг. Честно говоря, вряд ли я в силах изменить его. Клаус - это каменная глыба, я не в силах сломать камень.