И торчавший из неё клинок.
Ещё до того, как тело Занеры сползло вниз и открыло лицо убийцы, Даранэ понял, что догонявшим их воином был вовсе не Канора. Понял по лезвию меча, на котором повисла женщина — прямому и толстому, не принадлежавшему этим землям.
Мёртвая женщина глухо бухнулась на землю, а два десятка детей уже разбегались в разные стороны, оглашая кварталы паническим визгом.
Бежал и Даранэ. Голова не соображала, сознанием полностью овладел всеобъемлющий ужас. Канора мёртв! Занера мертва! Марико мертва — он слышал её крик за спиной! Остальные тоже умрут, они ведь побежали не в ту сторону! И его самого скоро убьют! Ноги сами несли мальчика по городским улицам; воздух вокруг заполонили крики горожан, лязг стали, треск ломаемых костей и разрываемой плоти.
Тут и там из окон и переулков выскакивали костяные монстры, иногда прямо перед бегущим Даранэ. Костяные сапоги врезались в каменную кладку, покрытые белёсыми наростами морды бешено вертелись, выискивая очередную жертву. В последний момент мальчик успевал проскочить перед огоньками синих глаз, увернуться от протянутой лапы; или рядом оказывался стражник, отважно бросаясь наперерез этроду; или само чудовище находилодругую цель, и в спину убегающему мальчику неслись предсмертные крики его земляков.
Постепенно вопли стихали, а этроды перестали выскакивать то справа, то слева. Даранэ продолжал безумный бег, ещё нескоро заметив, что давно оставил позади город и творившуюся в нём резню.
Но вот силы подошли к концу. Стоило паническому ужасу ослабнуть и освободить сознание от своих цепких объятий, как на смену ему ворвалась усталость. Ноги подогнулись, и мальчик бессильно рухнул в траву.
Ещё ни разу в жизни его тело не подвергалось столь суровым испытаниям. Ни улепётывание от сторожа с охапкой яблок в руках, ни соревнования в скорости с соседскими ребятами не шли ни в какое сравнение с сегодняшней безумной гонкой, главным призом в которой была его собственная жизнь. Казалось, Даранэ полностью исчерпал ресурсы своего организма — все без остатка.
Но он выжил. Его учительница мертва. Его одноклассники мертвы. Его родители мертвы. Все, кто жил в Бератори, уже мертвы или вот-вот погибнут. А он — жив.
Веки сомкнулись, и мальчик заснул, свернувшись в траве на придорожной поляне.
Ему снился Теорат — безжизненные серые пустоши на сотни лиг, куда ни глянь. Ни птицы в небе, ни ящерки на земле, ни белкив усохшихветвях. Только они — порождения зла в костяных панцирях. Десятки, сотни, тысячи. Проклятый народ, уничтоженный, но не погибший; обречённый рыскать на руинах страны, разрушенной собственными руками, в вечных поисках новых жертв.
***
Восемь неровных шеренг, семьдесят девять человек. Приговорённые угрюмо стояли, глядя на громоздкое сооружение перед собой — гудящий и трясущийся стальной саркофаг высотой в семь футов.
Никто не выстраивал их по росту: высокие и низкие, толстые и худые стояли вперемешку, одетые в серые тюремные робы из грубой ткани. Многие из тех, кто пониже, специально постарались оказаться позади. Смотреть на грязные спины товарищей было всяко приятнее, чем наблюдать за работой жуткого механизма.
Тусклый лазурный свет не справлялся с мраком чёрных каменных стен, и если центральная часть зала, где стояли заключённые, освещалась ещё сносно, то фигуры наблюдателей, собравшихся на длинном невысоком балконе у самой стены, были едва различимы.
— Что там происходит, внутри? — спросила Кара, кивая на вибрирующую громаду саркофага. Вдвоём с Гилбертом они заняли место в стороне от остальной массы кадетов, и через заполнившее зал гудение вряд ли её мог услышать кто-то, кроме собеседника.
— Знаю. Как и все, кто проходил подготовку в нашей группе, — ответил тот, не поворачиваясь, и добавил: — Включая тебя.
— Не помню, хоть убей. Это было на лекциях по теории обращения в этродов, так?
— Ну а где же ещё. И ты, как будущий кукловод, не могла на них не присутствовать.
— Хватит ёрничать, — недовольно буркнула девушка. — Ты знаешь, что я пропустила несколько штук из-за болезни. Наверное, про эти гробы рассказывали как раз в тот день, когда я не могла встать с кровати.
— В который из них? — протянул Гилберт. Кара никогда не была неженкой, и кадет не спешил верить в её россказни о болезнях. — За последний год ты пропустила двадцать восемь занятий.
— Ой, вот только не надо начинать. Специалистов по отчитыванию тут и без тебя хватает.
Кара замолчала, не желая дальше раздувать этот спор. В конце концов, Гилберт был прав и ругал её не просто так. Он всегда был прав. Опёршись на железные перила, окрашенные в белый цвет, она окинула взглядом проходившую внизу церемонию и добавила уже мягче:
— Мне скучно на этих занятиях. Какой смысл учить нас тому, чем мы всё равно никогда не станем заниматься? Кукловоды управляют этродами, а не создают их.
— Мы поведём этих солдат в бой, и должны иметь хотя бы базовое представление об их устройстве. И запомни — информация лишней не бывает. Любая крупица знаний, пусть даже самая бесполезная, может однажды помочь тебе, а то и вовсе спасти жизнь.
— Ну так перестань умничать и поделись со мной этой невероятно ценной информацией. Что там с саркофагом?
На лице Гиберта мелькнула удовлетворённая улыбка, никем не замеченная в царившем полумраке. Для Кары тяга к знаниям являлась большой редкостью, но от этого становилась лишь ценнее.
— В тело заключённого, — пояснил он, — вводят специальный раствор. Воздействуя на клетки тела, он преобразует внешний облик человека и превращает его в этрода. Кроме этого, под кожу вживляют кейсариновые пластины для непрерывной запитки энергией.
— А судя по тому, как он сотрясается, бедного парня там разрывают на части и собирают обратно.
— Он шумит, чтобы заключённые не слышали криков своего недавнего собрата, только и всего. Нам здесь не нужна паника.
— А, так это просто обманка, чтобы они не устроили бунт?
— Вроде того.
С другой стороны балкона, где сгрудились остальные кадеты, тоже доносились частые перешёптывания, из которых можно было уловить, что Кара далеко не единственная пропустила мимо ушей лекции о преобразовании людей в этродов.
Вскореаппарат завершил свою работу, гудение прекратилось, и под мрачными сводами зала воцарилась тишина.
Заключённые — даже те, кто прежде старался отвести взгляд, — с волнением уставились на саркофаг, ожидая увидеть того несчастного, кому сегодня досталось первое место в очереди. Вскоре тяжёлые стальные дверцы медленно раздвинулись, и в зале заглохли последние перешёптывания. На зрительских местах кадеты, впервые попавшие на процедуру обращения, подались вперёд, с любопытством и нетерпением вглядываясь внутрь массивной конструкции.
Того, кто находился внутри, уже нельзя было спутать с человеком. Лицо, торс, руки и ноги сплошь покрывали гладкие костяные наросты; они прорвались прямо через кожу, образовав на теле некое подобие доспеха. Монстр неподвижно стоял, глядя прямо перед собой. Не шелохнулся он и тогда, когда дюжина длинных игл вылезла из его кожи и скрылась в стенке саркофага, а следом за ними распахнулись кандалы, приковавшие тело к каменной конструкции.
— Смотри, у него левый глаз закрыт, — заметила Кара, показывая пальцем на новообращённого солдата. — Так и надо?
По лицу этрода справа и впрямь проходила широкая костяная пластина, полностью закрывая один глаз.
— Нет, это брак. Но ничего страшного: кости, мешающие движению и обзору, просто отломят.
Гилберт хотел что-то добавить, но в этот момент из центра зала донёсся другой голос — громкий и наставительный:
— Вот так!
Заключённые резко повернулись к говорившему, только сейчас заметив его.
Инструктор Дэнли — крепко сбитый мужчина с мозолями и шрамами, выдававшими богатый полевой опыт — выступил из темноты и остановился перед саркофагом. Чёрная парадная форма и браслет на левом запястье выдавали в нём офицера третьего ранга.