— Оставим войско здесь. Сначала выйдем сами и проверим, что снаружи. Данные разведки могли устареть, так что нужно убедиться, что там нет свидетелей, или, чего доброго, арсафирских застав или поселений.
— Может, возьмём с собой хотя бы десяток этродов? — предложил Тиден.
— Они только зря привлекут внимание. Мы идём на разведку, а не на бой. Кара, маски готовы?
— Да. Вытащила, пока ты спал.
Девушка передала ему знакомое дыхательное устройство. У неё самой, как и у Фонтера, на поясе висело такое же.
— Надеваем, — скомандовал Гилберт, застёгивая ремешки на затылке.
Больше ничего не говоря, он перемахнул через поручень, сошёл по голове харакая и спрыгнул а землю. Напарники спрыгнули следом.
Тоннель уходил вверх и всё сильнее сужался, и в какой-то момент Гилберт забеспокоился, пролезут ли в этот проход гружёные харакаи. Мешки и ящики ещё можно было вытащить руками этродов, но в последнем панцире ехал бесценный источник энергии, и офицер не видел иной возможности поднять его наверх, кроме как на спине харакая.
Дробить глыбу на части не допускалось — именно цельная структура позволяла синему монолиту не только удерживать в себе огромные объёмы энергии, но и со временем восполнять её запас. Нарушить целостность формы — значит лишить себя энергии, без которой браслеты станут бесполезными безделушками, а войско этродов — теми самыми манекенами, с коими их так часто любили сравнивать.
Тоннель снова свернул, и мысли о монолите мгновенно вылетели из головы — в глаза Гилберту ударил яркий свет. Ударил столь сильно, словно это был не дневной солнечный свет, а волшебный прожектор, загодя поставленный в конце коридора и приведённый в готовность.
Яркое свечение било в лицо, офицер щурился и прикрывался руками, но это не спасало. Неужели арсафирцы всё-таки прознали об их прибытии и уже дожидались кукловодов, дабы перестрелять их прямо в этом тоннеле, словно мишени в тире?
— Ночное зрение! Выключи его! — донёсся сбоку крик Кары. Гилберт поспешил выполнить команду, и невидимый прожектор тут же угас. Свет всё ещё виднелся в конце коридора, но уже не выжигал глаза, как раньше.
Проморгавшись, Гилберт мысленно отругал себя, что попался на столь дурацкую ловушку, да ещё и оставленную не врагами, а самой природой. Следовало приказать хотя бы одному члену группы выключить руны, чтобы вовремя заметить перемены в освещении.
Группа продолжила движение наверх, и лившийся снаружи свет, пусть и более не усиленный руной ночного зрения, снова заставил щурить глаза, привыкшие ко мраку подземелий.
Прильнув к стенам и прикрывая глаза руками, офицеры осторожно подобрались в выходу из пещеры. Тоннель выходил в ущелье, расколовшее надвое невысокую гору. Никаких подозрительных движений и звуков снаружи не доносилось, и группа вышла на свет.
Над головой, впервые после последнего визита на смотровую площадку Самет'Хорана, раскинулось бескрайнее небо. Кукловоды оказались в скалистой местности, прямо перед ними в тройной человеческий рост выросла ещё одна скала, закрывая обзор.
— Эй, маски! — тревожно проговорил Тиден. — Они не работают!
Кейсариновые наплавки на закрывающих лица устройствах и правда не издавали ни малейшего свечения, словно и не думали включаться. Замечено это было только сейчас, и неизвестно, сколько отравы уже успело осесть в лёгких офицеров.
Гилберт поспешил успокоить напарников:
— Всё в порядке, мы проверяли каждую маску. Не может быть, чтобы они вдруг все разом взяли и сломались.
— Тогда что? — спросил Фонтер, чуть успокоившись. За две недели знакомства он привык доверять командиру — до сих пор тот ни разу не ошибся в своих суждениях.
— Если руны не работают, значит, им попросту нечего очищать.
С этими словами Гилберт первым расстегнул ремешки, стянул маску с лица и, чуть помедлив, глубоко вдохнул.
— Не знаю, как должен пахнуть чистый поверхностный воздух, но на отраву это совсем не похоже. Снимайте, всё равно они не работают, — добавил он, видя нерешительность напарников.
Повесив маски на пояс и убедившись, что здесь и правда можно дышать без опаски, офицеры неспешно двинулись вперёд, осматриваясь по сторонам и вслушиваясь в каждый звук, будь то завывание ветра над головой или стук камешков под ногами. Скальный лабиринт быстро закончился, и за очередным поворотом их взорам наконец предстала картина поверхности.
Перед тремя кукловодами, простираясь на многие мили в обе стороны, раскинулся широкий луг, а за ним, вдалеке, вырастала стена густых деревьев. И цвет у всего этого был не черный, серый или белый, и даже не синий, а куда более редкий, встречаемый лишь в драгоценных камнях на пальцах и шеях зажиточных граждан Теората.
Столь неописуемое зрелище на короткие мгновения прорвало пелену, застилавшую разум клеймённых кукловодов. Последний раз в своей жизни испытав живые эмоции, Кара медленно шагнула вперёд и, словно ребёнок, впервые сказавший «мама», выдавила из себя три коротких слова:
— Какое… всё… зелёное…
***
Сумрак просторного зала слегка разгонялся светом кейсариновых ламп и наплавок на углах мебели. Три длинных стола, повёрнутых к дальнему концу зала, пустовали, и только за четвёртым, венчая три стороны шестиугольной столешницы, сидели шесть фигур разного роста и сложения, но в одинаковых чёрных камзолах.
— Прошло ровно две недели, — неспешно, словно каждое слово, произнесённое в этих стенах, само по себе являлось великой ценностью, произнёс один из них.
— Без сомнений, они уже добрались до границы, — столь же степенно ответил ему второй.
— Клеймо?
— К этому времени должно было полностью подавить их волю. В сознании кукловодов более нет иных мыслей, кроме желания служить стране и защищать границу.
— До конца своих дней…
— Не слишком честный поступок для членов Совета, не находите? — добавился третий, женский голос.
— Отчего же?
— Кукловодам было обещано, что после обязательного пятилетнего срока любой из них сможет вернуться в Теорат, если пожелает.
— И мы не нарушим обещания. Как только кто-нибудь из них пожелает вернуться…
— Чего никогда не произойдёт из-за руны контроля.
— Подобные нюансы в контракте не оговаривались, а значит, наша совесть чиста.
— Да и можно ли оценивать людскими мерками совесть тех, чья жизнь всецело посвящена работе во благо государства? — хрипло произнёс старик с крайнего кресла.
— Полностью согласен.
— Что насчёт родни? Никто не поднимет шум, когда кукловоды… задержатся на своём задании?
— Айратон рос без родителей. Нинкер жила с отцом, но перед отъездом собственноручно убила его. Я попридержала законников, чтобы не посылали свои догадки раньше времени в Кина'Терон.
— Логично. Не хватало ещё, чтобы кукловода задержали в городе из-за такого пустяка.
— А вот у наследника Фонтеров наверняка кто-то остался.
— Мать и две сестры. Последние больше озабочены своим собственным будущим, до брата им дела нет. Поспособствуем их карьерному росту, сведём с завидными женихами, и они и думать забудут о родственнике-кукловоде. А ныне вдовствующая Денара Фонтер, насколько нам известно, будет только счастлива доблестной службе сына на границе.
— Она непременно захочет получить от него письма.
— И непременно получит, за этим дело не станет. Ведь так, Агарея?
— Мне уже доставили документы и письма, заполненные рукой Тидена. Дайте мне ещё неделю, и я в совершенстве освою почерк юноши. Денаре придёт столько писем, сколько она пожелает.
— Значит, и этот вопрос решён.
— Как и вопрос охраны восточных границ. Этроды и клеймо — поистине гениальные творения.
— В таком случае, объявляю заседание закрытым. Нас ждёт ещё много работы.
КОНЕЦ