Что было делать? От отчаяния я чуть не взвыл. Конечно, можно вызвать техническую помощь из «Трипл-Эй», но ведь они приедут часа через два, а тут холодный дождь…
— Неприятности, сэр? — прозвучал за моей спиной сиплый бас. Я оглянулся. Бродяга стоял позади меня и участливо улыбался. Он был с головы до ног закутан в нечто брезентовое, по нему ручьями стекала вода. — Потеряли ключи?
— Да вон они, в машине. Как я их обронил там?..
Он подёргал дверцу, надавил пальцами на стекло.
— Гарантировать успех не могу, но давайте попытаемся… Обычно стекло поддаётся. А пока что пойдём ко мне.
«Ко мне»? Он подозвал меня к другому краю тротуара и показал на чугунную решётку у поверхности асфальта — оттуда поднимался тёплый пар и пахло машинным маслом. Тут же стояла коляска из супермаркета с надписью SAFEWAY, в ней покоился большой брезентовый мешок. Из мешка бродяга достал два куска чёрного пластика, протянул мне и повелительно сказал:
— Это подстелите и садитесь, а этим укройтесь. Мне придётся повозиться некоторое время, вы совсем промокнете.
Мне было так холодно и мерзко, что я без колебаний опустился на решётку и укрылся куском пластика. Боже, какое блаженство! Тёплый пахучий воздух поднимался снизу по моей спине, накапливался под пластиком, согревал мокрую одежду, которая превращалась в компресс… Как это я раньше проходил мимо этих решёток, попирая их ногами! Они казались мне входом в ад — как я ошибался!
Между тем мой благодетель достал из мешка моток проволоки, раскрутил его и подошёл к машине. Он внимательно ощупал все четыре окна, а затем принялся втыкать острый конец проволоки в резиновую прокладку между краем окна и крышей. Ему это долго не удавалось, но в конце концов, с десятой или двадцатой попытки, он всунул проволоку внутрь машины. Затем он долго манипулировал ею, поворачивая так и сяк, пока не зацепил изнутри защёлку на дверце. Проволочная петля несколько раз соскакивала с ручки, но бродяга невозмутимо продолжал попытки.
И вот замочек щёлкнул — дверца отворилась. Я вскрикнул от радости, сбросил с себя пластиковое облачение и впрыгнул в машину. Через приоткрытое окно я горячо и искренне благодарил своего избавителя, совал ему деньги и спрашивал, чем могу помочь. Он вежливо отвечал, что не стоит благодарить, не за что, сущие пустяки. Впрочем, деньги взял, а на предложение чем-нибудь помочь снисходительно ответил:
— Боюсь, сэр, что при всём желании вы не сможете войти ни в один винный магазин. По законам нашего штата они все должны быть закрыты в семь часов. А как бы хорошо сейчас, в такую погоду…
Первой моей мыслью было пригласить его в какой-нибудь бар, но я тут же подумал, что буду выглядеть довольно странно — мокрый, в компании бродяги… Мне хотелось как можно скорее переодеться в сухое. И тогда, под влиянием обстоятельств, я принял смелое, мягко выражаясь, решение: пригласил его к себе на стакан виски. Он сказал что-то вроде: «Право, неудобно вас стеснять в такой поздний час», сказал просто для приличия, вообще я заметил, что говорил он как образованный человек. Я возразил, что никакого беспокойства, напротив, мне будет приятно выпить в его компании.
— Спасибо, для меня это большое удовольствие, — галантно согласился он. — Если можно, откройте багажник, пожалуйста: у меня тут кое-какая поклажа.
Он вытащил из коляски свой мешок, переложил его в багажник и сел в машину рядом со мной:
— Право же, неудобно вас стеснять. Но если вы так любезны…
Мы поехали.
Я тогда жил на пятнадцатом этаже высотного дома, в квартире с двумя спальнями. Помню, что, открывая при нём входную дверь, испытал неприятное чувство: вот, мол, бездомный бродяга видит, как легко открыть дверь в мою квартиру. Но мне тут же стало стыдно. Словно оправдываясь, я пробормотал:
— Замок приличный никак не соберусь поставить.
Он тонко улыбнулся:
— Если только это необходимо для вашего душевного спокойствия, а так… Что сложный замок, что обыкновенная защёлка — для профессионала с набором инструментов это вопрос минут: будет он работать одну или пять минут. Я в курсе дела, поверьте. Замки существуют для душевного спокойствия хозяев.
В гостиной я посадил его в кресло перед баром, насыпал льда в ведёрко и предложил выбрать напиток.
— Crown Royal, — сказал он, — с одним кусочком льда, пожалуйста.
Я налил ему двойную порцию, а сам пошёл в спальню переодеваться. Честно говоря, я всё время мысленно упрекал себя. Ну не глупый ли поступок — привести в дом уличного бродягу?.. Теперь уже сожалеть поздно, лучше скорее вернуться в комнату и посмотреть, что он делает.
Мой гость сидел, удобно развалившись в кресле, с явным удовольствием попивая виски. Брезентовую куртку он снял и аккуратно повесил в прихожей. Черный свитер и брюки хорошо облегали его не по годам сухопарую фигуру. Впрочем, откуда я знаю, сколько ему на самом деле лет? Проседь в бороде и волосах ещё не свидетельство пожилого возраста.
— Извините, я до сих пор не представился. Меня зовут Ралф Этвуд, — он чуть привстал и поклонился.
Я тоже назвал своё имя. Он улыбнулся, заверил, что ему «очень приятно», и снова уселся поудобнее.
Я исподтишка разглядывал его. Продолговатое лицо, чёткий профиль, высокие дуги бровей. Породистые, даже аристократические черты. Красивое лицо, несмотря на бесформенную бороду и спутанные волосы. Он явно не чувствовал никакого напряжения или неловкости, спокойно, с полуулыбкой на лице попивая виски. Я же, наоборот, испытывал смущение из-за затянувшейся паузы. Да и от всей этой странной ситуации…
Бродяга повернулся ко мне и заговорил первым:
— Дело выглядело так, как будто вы очень спешили. Из-за этого и ключи обронили, такое случается.
— Да, да, ужасно спешил, — ухватился я за тему. — У меня в пять была встреча с адвокатом назначена, но пока я искал паркинг… В общем, чуть не опоздал. Пришёл, а оба адвоката уже сидят и бумаги разложили — мой адвокат и… и… адвокат противной стороны со своим клиентом.
Я живо вспомнил подробности трёхчасового разговора, крики и упрёки, мелкие выпады и тяжёлые оскорбления… Видимо, это отразилось на моём лице — он посмотрел на меня внимательно, но промолчал. А я как-то неожиданно для себя сказал:
— С женой развожусь. Десять лет прожили, и вот развожусь.
Мой собеседник сочувственно кивнул головой:
— Понимаю, очень хорошо вас понимаю, сам через это прошёл. Дети есть, позвольте спросить? Нет? А у меня дочка. Теперь-то уже взрослая, в университете учится, а тогда маленькая была… Да-а-а.
— Дети — это другое дело. А нам-то с ней из-за чего ссориться? Из-за всякого барахла? — Волна раздражения захлестнула меня, рвалась наружу. Я почувствовал необходимость рассказать обо всех своих обидах — вот хоть этому видавшему виды человеку. — Половину стоимости квартиры, половину загородного дома, одну машину… ладно бери, чёрт с тобою! Хотя всё куплено на заработанные мной деньги, я всегда зарабатывал раз в десять больше неё. Но, ладно, бери. Так ведь мало! Она ещё претендует на половину стоимости моей скрипки. А скрипка — моя личная вещь, орудие производства, так сказать. Я профессиональный концертный музыкант, добываю себе пропитание игрой на скрипке. Её адвокат бубнит: «Всё, что приобретено во время брака, делится поровну». Да, это так, скрипка была куплена уже после женитьбы, но я копил на неё, можно сказать, всю предыдущую жизнь, это дорогая вещь. Ведь у неё, у моей бывшей жены, тоже есть личное имущество: костюмы сценические, разные хитоны, пачки (она балерина) — я-то на это не претендую.
Я остановился и перевёл дух. Бродяга слушал меня внимательно, даже стакан свой отставил в сторону. Покачав головой, сказал:
— Боюсь, логика вам не поможет. Весьма сожалею, но суд скорее всего встанет на её сторону. Почему? — Он горько усмехнулся, вздохнул и потянулся к бутылке. — С вашего позволения… отличный виски. — Наполнил свой стакан, отхлебнул. — Так вот — почему? А потому что в нашем обществе уже давно не стало ни справедливости, ни правосудия, ни уважения к закону. Все решения диктуются господствующим в данный момент поветрием, модой, иначе сказать. Да, мода, подобно моде на ботинки или на причёски. Сейчас модно считать женщину жертвой дискриминации, и потому судебные решения в случае спора принимаются в пользу женщины. Автоматически. К примеру, по закону я и моя жена имеем равные права в отношении ребёнка. Но почему-то суд присудил дочку ей — вопреки закону и всякому здравому смыслу: у меня были лучшие жилищные условия, стабильный доход и девочка выражала желание жить у папы. К тому же в суде было установлено, что мать… как бы сказать помягче?.. женщина весьма легкомысленная и свои материнские обязанности ставит ниже своих удовольствий.