Выбрать главу

— Но я-то какой праведник? — засмеялся Саша. — Я ничего про это не знаю, никаких этих правил. Я живу как все…

— С тобой особый случай, я полагаю. Ты принадлежишь к роду, в котором было много праведников, и тебе этот статус дарован за заслуги предков. Такие случаи бывали, они описаны. Кроме того, ты хороший, добрый человек. Я видел, как ты переживал за Катю, как старался ей помочь всеми силами. А кто она тебе? Просто соседка по дому.

— Вы бы знали, какие у неё строгие родители. За это несчастное пальто ей бы так влетело, так влетело, подумать страшно…

— Вот-вот. Ты способен чужую беду воспринимать как свою. Это и есть доброта. Я это сразу почувствовал, когда стал к тебе присматриваться.

— Присматриваться? Я теперь понимаю, что вы за мной следили. Зачем это?

— Кажется, мы дошли до самого трудного, — сказал Наум Аронович и снова вздохнул.

Они оба помолчали: старик, видимо, собирался с мыслями, а Саша ждал, что он скажет, и озирался по сторонам. Воробьи потеряли надежду на съестное и разлетелись, зато прибыло людей: рабочий день кончился и возле входа в парк толпился народ. Где-то за Ленинскими горами заходило солнце, в его отсветах слежавшийся мартовский снег за оградой выглядел как голубой панцирь.

— Праведники имеют огромное значение для существования народа, любого народа, не только евреев. Слышал русскую пословицу «Без праведника село не стоит»? Верно, без праведника народная жизнь невозможна, потому что он является носителем народных традиций и мудрости. Еврейские учёные давно это поняли. И вот тогда они задались вопросом: а сколько должно быть одновременно праведников в еврейском народе, чтобы жизнь его продолжалась? Иначе говоря, каково минимальное число праведников, меньше какого их количества народу грозит духовное вырождение? На протяжении нескольких столетий по этому поводу высказывались разные мнения, назывались разные числа, и вот в конце концов сошлись на числе тридцать шесть. Минимум тридцать шесть праведников должно быть в еврейском народе в каждый момент его существования. Тридцать шесть на иврите будет «ламед-вав», и потому этих праведников на идиш называют «ламед-вовник». Их особенность в том, что они живут среди обыкновенных людей и как обыкновенные люди. Никто не знает об их удивительных способностях, часто они сами не знают. До поры до времени. Наступает момент, когда еврейскому народу или его части угрожает смертельная опасность, и тогда…

Саша засмеялся и тут же спохватился:

— Ой, извините, Наум Аронович, я нечаянно. Очень уж смешно думать, что еврейскому народу угрожает смертельная опасность через чернильное пятно на Катином пальто. Извините…

Но старик не видел здесь ничего смешного, а наоборот, заговорил с неожиданным возбуждением:

— Да, пятно на пальто — это не гибель народа. Просто я устроил тебе таким образом проверку. И конечно, себе, своим догадкам. Ведь я несколько лет искал тебя. Я должен был проверить… А смертельная угроза для евреев — увы, Саша, это не смех. Она надвигается, эта угроза. Слышал об арестах среди интеллигенции? И когда беда придёт, ничто нам не поможет: ни ленинский интернационализм, ни папина боевая слава, ни общественное мнение… Спасти нас сможет только чудо. Да, Саша, чудо, которое сотворит безвестный праведник ламед-вовник. Если бы он нашёлся тогда, во время войны, то шесть миллионов человек были бы теперь живы. Но то ли его не было, то ли он был, но ни мы, ни он сам не знали о его даре… Ты обязан это понять, если не хочешь, чтобы погиб народ, из которого ты вышел. Включая твоего отца, мать и нас с тобой.

Что болтает этот старик? Гибель евреев? В нашей стране? Да как это возможно? Допустим, найдутся такие хулиганы, отбросы общества, которые задумают плохое против евреев. Но партия и правительство не допустят. В конце концов, есть милиция, армия…

Но с другой стороны… Что значит эта кампания в прессе против космополитов, которые всегда оказываются евреями? И все эти обидные намеки, которые он слышит повсюду… Лично его не трогают, боятся отца, но других учеников евреев просто изводят. Он пытался один раз поговорить с папой об этих делах, но папа сделался ещё мрачнее, чем всегда, и сказал ему, что партия найдёт управу на антисемитов и беспокоиться тут нечего.

А старик этот, Наум Аронович, вовсе не кажется помешанным. Наоборот, так интересно рассуждает.

— А теперь, Саша, перейдём к практической стороне дела. Тебе необходимо научиться молитвам. Ты должен постоянно быть в контакте с Богом, который и даёт тебе силу творить чудеса. Вот тут, на этом куске картона, я написал русскими буквами слова молитвы и перевод, чтобы тебе понятно было. Возьми, заучи и повторяй на память.

С этими словами Наум Аронович протянул мальчику кусок белого картона, но Саша отстранился:

— Нет-нет, я не могу взять… Мне негде хранить. Если родители увидят… Нет-нет. Лучше в следующий раз, когда мы встретимся, я выучу наизусть. Я быстро запоминаю текст — стихи, там, или прозу…

Они договорились встретиться на мосту через день и расстались. Но встреча их не состоялась ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Никогда….

В день их единственного свидания Саша вернулся домой часов в семь. Мама взглянула на него и охнула:

— Ты ужасно выглядишь. Что с тобой? Где ты был? Наверно, опять на футбольную тренировку оставался без обеда?

— Я устал и голоден.

— Помой руки и иди в кухню. Настя тебя накормит.

Настя уже гремела на кухне кастрюлями. Он быстро поел и пробрался в свою комнату, избегая встречи с мамой. Там он сел за письменный стол, раскрыл книги и тетради и изобразил высшую степень занятости. Таким образом Саша пытался избежать маминых расспросов: где был? да с кем? да что делал?..

Физика не лезла в голову, мысли его были далеко, где-то там, то в школе, то на Крымском мосту. Хорошо отцу говорить «беспокоиться нечего», он не видит всего того, с чем сталкивается Саша. Это почти неуловимо, оно висит в воздухе, невидимое, беззвучное, удушающее… Словами это не опишешь и претензий ни к кому не предъявишь. Например, когда говорят о космополитах, а весь класс дружно смотрит на него, на Сашу — что тут сделаешь? Закричать: «Не смотрите на меня, я не космополит!» — только хуже будет… И такая же нелепость — «сотворить чудо». Какое тут может быть чудо? Все тридцать человек в классе переменят образ мыслей? А остальное общество за стенами школы? А газеты и радио? Нет уж, пусть старик не рассказывает свои сказки про чудеса.

Саша слышал, как около одиннадцати часов пришёл отец. Он долго мылся в ванной, потом они с мамой пили чай в столовой, потом Настя убирала посуду со стола.

Родители ушли спать, и Саша тоже лёг в кровать. Он ворочался с боку на бок, сон не шёл. «Силу совершать чудеса даёт Бог, — думал Саша, — но я не верю в Его существование. Как же я могу совершить чудо? Нет, с какой стороны тут ни подойди, получается нелепость. Я атеист, комсомолец, будущий коммунист. О каком Боге может идти речь? А старик — обыкновенный пятновыводитель, и ничего чудесного здесь нет. Так и скажу ему при следующей встрече послезавтра… нет, уже завтра, ведь полночь миновала».

Вскоре после полуночи в квартире раздался звонок и одновременно стук во входную дверь. Саша не спал, но в прихожую не вышел. Открыл дверь папа. Саша услышал резкие мужские голоса, а потом различил папин голос: