– И я вспомнил! – вскричал Тимофей. – Кепарь, когда приходил в себя после оглоушения, тоже говорил странно. Я еще гадал, где он набрался таких слов.
Макс впился в друга глазами.
– Можешь повторить?
– Легко! Сначала он сказал «Не извольте беспокоиться», а потом – «Чувствительно благодарен».
Макс вскочил со стула. В памяти всплыла недавняя сцена на кухне. Петр Савельич сидит у стола, мама кладет ему на тарелку кусок пирога с малиной. Одуванчик в восторге закатывает глаза и произносит: «Чувствительно благодарен».
– Кажется, Максу больше не нужны доказательства, – тихо произнес Деванш. – Ты говоришь, он живет прямо здесь, на вашей лестничной площадке?
Тут в дверь позвонили.
***
Шеф был в ярости. Он бегал из угла в угол, нервно хватаясь то за стулья, то за безделушки на комоде. Иногда останавливался и что-то считал, загибая пальцы. Расчеты злили его еще больше. Он взмахивал руками и опять брался мельтешить по комнате.
Вжавшись в кресло, Кепарь следил за суетой немигающим взглядом. Он никогда не видел шефа в таком состоянии. В их первую встречу он был приветливым, добродушным и безобидным, как одуванчик. Встретишь такого на улице и ни за что не догадаешься, на что он способен. Зато потом, когда он выложил свой план и они втроем обсуждали детали, Кепарь допер: у шефа не голова, а компьютер. Усатый и Кепарь поверили, что провернут дело на раз. Иначе бы на него не подписались.
***
Больно стукнувшись об острый угол стола, человек, получивший в наследство Черные Кубики, остановился. Он в последний раз перебрал все варианты – выхода не было. Точнее, был один – старый. Пойти ва-банк. Раскрыть себя и предложить Катю в обмен на Усатого с кнопками и молчание. Катю поменять несложно. Как добиться, чтобы они и пикнуть боялись? Владелец кубиков знал, что умеет быть страшным. Он припугнул бы мальчишек и девчонку, отсыпал немного Кепарю с Усатым и исчез. Если бы мелюзга пару дней подержала язык за зубами, он бы исчез навсегда.
Но рядом с ними индиец, его не запугаешь. И не откупишься. Он вообще не выпустит живым.
Поправив на столе скатерть, владелец кубиков снова зашагал из угла в угол. Подельники засыплются и тут же его сдадут. Его начнут искать – сумма-то огромная. Но, попробуй, сыщи его где-нибудь в Южной Америке. Со временем он и Матильду к себе перетащит. С такими деньгами это будет нетрудно.
Припомнив сестрицу, он поморщился. Из-за ее взбалмошности все и пошло наперекосяк. Если б не старая клятва, давно надо было от нее отделаться. Пристроить в тихое место. Забрать кубики. Хотя он считал, что их лучше хранить у сестры. Надежнее. Но она, идиотка, вдруг нашла им применение…
***
Увидев, как исказилось лицо шефа, Кепарь поерзал в кресле. И чего дергается? Стучит по полу, как лось копытами. Да он, Кепарь, враз соберет пацанов, и отобьют они у этого индийца и кубики, и Усатого.
***
Взглянув на Кепаря, владелец кубиков догадался, о чем тот мечтает. И в самом деле – попробовать силой? Нет, лучше договориться мирно. В конце концов, к истории с Катей и Рыжим он не имеет никакого отношения. И вообще – Матильда укатила, все можно валить на нее.
Он подумал о программисте и его хорошенькой жене и застонал. Эти не простят.
Но отступить сейчас он не мог. Ведь козырной туз все еще у него.
– Сиди и жди меня, – приказал он Кепарю и вышел из квартиры.
Едва дверь за ним закрылась, из часов, висевших над головой Кепаря, выскочила кукушка и прокуковала девять раз.
***
Макс выглянул в глазок. Обзор, как и утром, закрывала полоска белой ткани с красным кругом и иероглифами. От вида японской банданы Макса затрясло.
Деванш, видимо, почувствовав, что с ним творится, положил руку ему на плечо.
– Не забывай, я дал жене слово его не убивать. Кстати, слово дал и за вас: за тебя, Тимофея и Лизу.
Деванш улыбнулся, и Максу стало легче.
– Глубоко вдохни и открывай.
Одуванчик явно не ожидал, что его будут встречать сразу все. Даже попугай. Увидев гостя, Черуша забил крыльями и закричал «Привет, братец!». «Вот и самое последнее доказательство», – подумал Макс.
Наткнувшись на разъяренные глаза Макса, Кочепаскин поежился. «Все-таки вычислили», – огорчился он. Остальные тоже любовью к нему не пылали. Если бы их взгляды могли воспламенять, он бы уже дымился. Кочепаскин переводил глаза с Макса на индийцев, с рыжего мальчишки на его рыжую сестру и понимал: выкрутиться будет тяжело.
– Макс, Катя у меня, – начал он с самого простого.