– Я знаю, – ответил Макс.
– Я спрятал ее так, что вы не найдете. Отдам только в обмен на кубики и Усатого.
– Ты думаешь, негодяй, мы не сумеем вытряхнуть из тебя, где она, – индиец навис над ним, как готовая рухнуть скала.
– Вам-то чего злиться, – захорохорился Кочепаскин. – Для вас же все кончилось хорошо. Ваша красавица жива и выглядит лучше прежнего.
Индиец повернулся к жене.
– Я при свидетелях поклялся тебе его не убивать, – произнес он замогильным голосом. – Разреши мне нарушить слово.
– Я бы делала это медленно, – безмятежно улыбаясь, посоветовала рыжая девчонка.
– Не верю, что вы будете измываться над бедным больным стариком, – попробовал покачать права Кочепаскин. – У вас же есть совесть.
– Совесть есть, – согласился рыжий мальчишка. – Но мы безжалостны к тем, кто похищает детей и превращает их в кукол.
– Есть другой вариант, – Макс сунул в нос Кочепаскину смартфон и показал цифры на таймере. – Через пятьдесят три минуты вернутся мои родители. Я расскажу маме, что вы сделали с Катей.
– Ладно, ладно, – взвопил Кочепаскин, живо представив, что в наказание устроит ему Иванова-старшая. – Катя у меня в квартире. Предлагаю баш на баш. Вы забираете Катю, ее оживляете, потом отдаете мне кубики и Усатого, и мы расходимся, как в море корабли. В ваши байки про магию все равно никто не поверит.
– Никаких условий, – отрезал Деванш. – Нам поверят, когда увидят, как мы превращаем усатую куклу в усатого мужика. И когда узнают, что этот мужик носит в рюкзаке. На вашем месте я бы решил, что пятьдесят три минуты – это очень даже много.
Кочепаскин взглянул на индийца мутным глазом.
– И еще, – строго сказал Макс. – Черушу я оставлю себе.
Глава двадцать девятая. Мамуся жмет на кнопку
Катя не понимала, откуда в ее доме столько незнакомых людей и почему все они лезут к ней с поцелуйчиками и обнимашками. Только что она съехала с надувной горки, и на тебе – уже дома, фыркает и отбивается от приставучей толпы.
Ее уже два раза поднял в воздух сильно загорелый дядечка в блестящем белом камзоле и потрясно красивой шапке с пером. Поцеловала в щеки симпатичная тетечка в длинном синем платье. А теперь тискала за бока какая-то рыжая девчонка. «Макс! – закричала Катя, не выдержав нападения. – Скажи этой рыжей, чтобы она меня не трогала».
Но ее старший брат даже пальцем не шевельнул. Прислонившись к шкафу и сунув руки в карманы, он смотрел на нее издали, чему-то грустно улыбаясь. Брат, называется. Уходя в парк без спроса, она боялась, что он будет ругаться. Кажется, пронесло. Не ругается. Но и не помогает. Рядом с Максом стоял и тоже скалился рыжий мальчишка в зеленой футболке и шортах. Увидев его, Катя кое-что вспомнила.
Выдравшись из рук конопатой девчонки, она побежала в свою комнату. Рыжий исчез. Куда он делся? Когда она уходила, он стоял на полке – между сиреневым бегемотом Пузиком и куклой Варварой. Сейчас, правда, Пузика тоже на полке нет. Она взяла его с собой в парк, но донесла только до кухни. Наверно, там и валяется. Все равно: Варвара здесь, а Рыжего нет.
Катя вернулась в гостиную. Увидев ее, все снова полезли обниматься. «Дели куда-то Рыжего, а теперь вину заглаживают», – догадалась Катя. Она подошла к брату и строго посмотрела ему в глаза.
– Куда ты дел Рыжего? – спросила она сердито.
Все почему-то громко засмеялись. Громче всех – рыжий мальчишка. Он потрепал ее по голове, чего она терпеть не могла, и сказал:
– Рыжего больше нет. За него теперь я.
***
Кепарь не въезжал: что происходит?
Пять минут назад шеф, стуча деревяшками, двинул за Усатым и кубиками. Кепарь раскинулся в кресле. Перед закрытыми глазами второй раз за день закачался на волнах поплавок, забила хвостом рыба. Уже завтра он отправится на рыбалку.
Тут дверь распахнулась с диким грохотом. В комнату ввалилась орда. Индианка и рыжий шкет, приложившие его в «Лавке пряностей». Индиец, напугавший на рынке. Длинный пацан, нацепивший ему на голову дурацкий горшок. И – рыжая девчонка. Ее Кепарь почему-то страшился больше всех, хотя она ему ничего пока не сделала. Но он был уверен, что может.
Последним в комнату вполз шеф. Уходил бодреньким, как обычно, старичком. А вернулся – будто его только что отмутузили в темном переулке.
На всякий случай Кепарь переместился в угол за кресло. Фиг теперь до него дотянешься. По-любому – не с первого раза.
Но орде, похоже, было на него наплевать. И на шефа тоже.
Вошедшие действовали молча. Разбрелись по квартире и, ни слова не говоря, устроили большой шмон. Рылись в шкафах, выдвигали ящики комода, шарили под диваном, гремели чем-то на кухне, перетряхнули кладовку, опрокинули в прихожей вешалку с одеждой.