К тридцати годам Коля имел язву желудка, геморрой, мизерную зарплату контент-менеджера на паре сайтов, заполучил комплекс неполноценности, вызванный уходом жены, и осознал свои ненужность и никчемность как в отношении всего человечества, так и себя самого. Бывшая даже после ухода не выпустила Бузыкина из поля своих интересов и периодически названивала ему каждый раз, когда у неё возникало желание поведать Коле о том, какое он ничтожество. Коля слушал, не находя в себе сил бросить трубку, и с каждым подобным звонком убеждался в её правоте.
Без последствий это продолжаться не могло, и в какой-то момент он запил. Через три дня в его голове что-то перемкнуло, и он захотел смерти, но не простой, а героической. Смерть в сражении с чудовищем, по его мнению, была бы в самый раз, поскольку просто умереть, опять же по его мнению, было бы мелочно и неромантично, но на тот момент из чудовищ в его окружении наличествовали только лишь бывшая жена и администраторша одного из модерируемых им сайтов. Гуляя по сети, находящийся в алкогольном угаре Бузыкин наткнулся на один из роликов, снятых на Аномальных, и...
Уже гораздо позже он удивлялся не столько тому, как не погиб сразу, сколько чудесному своему выходу на Первую Базу. Зверья на его пути не попадалось, про аномалии он был наслышан, но шёл настолько беспечно, что близкого знакомства с ними избежал лишь непостижимым чудом. И даже умудрился один из Выбросов, сам того не ведая, банально проспать в каком-то подвале, хоть и заполучив на утро гудящую башку. Его обогрели, дали немного оклематься, а затем у Коли началась новая жизнь. Первые робкие выходы на окрестности Базы с инструктором, потом несколько выходов средней дальности, потом средней дальности, но уже без инструктора. Имей Коля хоть какое-то техническое или же естественно-научное образование, он, вероятно, сумел бы сделать карьеру непосредственно на самой Базе, но судьба решила, что быть ему суждено простым сталкером. Пусть и неплохим, за счёт своей необъяснимой везучести, но сталкером.
Вполне ожидаемым было и его наречение, точнее сказать, весь комизм этой ситуации. Как-то раз после очередного выхода измотанный Коля переборщил со спиртным, потому выключился прямо за одним из столов. По старой традиции, окружающим было безразлично происходящее с их коллегами до того момента, пока коллеги не начинали бузить или пытаться отдать концы, и Колю просто оттащили в один из углов, где оставили до утра. И ходить бы ему без прозвища дальше, кабы бы не один из этих самых коллег, по той же причине пожелавший улечься в том же самом углу.
- Халдей, - пьяно мычал тот, взывая к бармену, - вот у тебя тела разные по углам валяются, а должно бы что-то мягкое, чтобы было куда упасть, не отходя от кассы. Матрасов накидал бы, что ли.
- А этот тебе чем плох? - поинтересовался кто-то в зале, ткнув пальцем в сторону лежащего в углу Коли.
- Костляв он для матраса слишком, - парировал коллега.
Поутру, протрезвевший и мучимый всем спектром ощущений от вчерашнего, теперь уже свеженаречённый Матрас собрался было набить своему нарекателю морду и, возможно, даже попробовал бы это сделать, однако реализации экзекуции препятствовали провалы в памяти, а также нежелание невольных свидетелей оного нарекателя выдавать. Коля, поразмыслив, пришёл к выводу, что жить ему с этим прозвищем теперь придётся долго, потому решил попробовать изменить своё отношение к свершившемуся, в чём преуспел.
Так бы и ошивался он вокруг Первой, покуда однажды не погнало его на восток, в сторону реки, какое-то непонятное ощущение. Коля списал это на сталкерскую чуйку, и хоть результат его вояжа совершенно не походил на ожидаемое, но в конечном итоге Матрас остался в приличном плюсе.
- Помоги, сынок, - раздался из кустов надломленный старческий голос тогда, когда Коля ожидал этого меньше всего. Коля вздрогнул, вспомнив байки об Изломах, перепугался, но тут же взял себя в руки.
Хрыч валялся на земле. Одного из старейших и опытнейших сталкеров накрыло не попаданием в аномалию, равно как и не подвергся он нападению зверья - старика свалила неизвестная хворь, лишив его возможности передвигаться на своих двоих. Рядом с ним лежала выжатая "душа", пара "яблочек" и одна "завитушка". Матрас, оценив разбросанный набор целебных артефактов и состояние Хрыча, понял, что дела у того действительно хуже некуда.
- Время моё подошло, видно, - откашливаясь, хрипел тот. - Вытащи, милок, озолочу. Не хочу тут подыхать.
Старик не обманул. Всю дорогу, пока Коля тащил его на спине, он рассказывал об особенностях известных ему артефактов, малохоженных тропинках и лазейках под Периметром. Он как будто чувствовал, что осталось ему коптить воздух не так уж и долго, потому стремился передать накопленные знания хоть кому-то, лишь бы они не пропали впустую. Позже, когда Матрас дотащил его до той автобусной остановки, он понёс что-то совершенно невероятное, и Коля решил, что тот просто бредит. Втащив Хрыча к нему в квартиру, Матрас наспех попрятал по шкафам всё, что имело отношение к Аномальным, и вызвал врача.
- Старик плох, - вынес свой вердикт приехавший медик, оценив состояние пациента. - Госпитализировать однозначно.
В больнице выяснилось, что помимо опухоли в позвоночнике, лишившей старика возможности ходить, старый сталкер имел ещё несколько болячек. Названий их Коля не запомнил, Хрыч же и вовсе не стал стесняться, прямо спросив у врача, сколько ему осталось.
- Ты пойми, сынок, - хрипел он, - я же чувствую, что время моё пришло. Скажи, как есть.
Врач оказался понимающим, и скрывать ничего не стал. Из его слов следовало, что остался старику от силы месяц, а потом... Хрыч от госпитализации отказался, заявив, что хочет отойти в мир иной в своей постели.
- За стариком нужно постоянно присматривать, - напутствовал Колю врач. - Вы же, как я понимаю, его родственник. Справитесь?
- Можно подумать, у меня есть выбор, - мрачно ответил ему Матрас. Его пребывание вне Периметра затягивалось на неопределённый срок, но оставлять Хрыча одного-одинёшеньким он считал подлостью, и делать этого не собирался. Родственников у старика, если верить его же словам, не было.
Следующий месяц Матрас совмещал приятное с необходимым. Под приятным он подразумевал ощущение жизни без нужды постоянно смотреть себе под ноги с целью определить наличие какой-либо аномалии, и сном в человеческих условиях. Под необходимым же - уход за прикованным к кровати Хрычом. Старик, невзирая на весёлый настрой, вызванный уколами обезболивающих препаратов, иногда всё равно ворчал на то, что молодёжь нынче уже не та, однако не уставал говорить про непринадлежность Коли к этому социальному классу, попутно повествуя о своих годах, проведённых на Аномальных. У Матраса создалось впечатление, что Хрыч пытается выговориться напоследок, поскольку при жизни за ним ходила стойкая слава молчуна. О родственниках Хрыч говорить почему-то упорно не желал, будто их у него действительно не было.
Когда старика не стало, Матрас с удивлением узнал, что как наследник является владельцем скромной однокомнатной квартиры. Когда старик умудрился оформить на него завещание, оставалось загадкой. В полицейском участке на Колю при регистрации посмотрели подозрительно, но получив ответ: "...Шабашили с покойным на строительстве дач", нехотя отстали. В жилконторе же и прочих необходимых для посещения заведениях его и вовсе не удосужили не то, что словом, но даже взглядом, молча сделав необходимые пометки в документах. Как и прежде, Коля был никому неинтересен.
На похороны Хрыча не пришёл никто.
Тем же вечером Коля сжёг кровать покойного на пустыре. Глядя на тлеющие угли, он давился дешёвым коньяком, курил и смотрел в осеннее небо, по которому лениво ползли холодные облака. Мысли его были мрачны и думалось ему, что кроме своих родителей и покойного Хрыча, за всю свою жизнь нужен он, на самом деле, не был никому.