Тетушка! Окажись она здесь, она-то уж сразу во всем разобралась бы, и своими советами помогла бы и мне, и Эмме спастись от нашествия нечистой силы. Но тетушка уже в таких преклонных годах и живет так далеко отсюда; на Урале, что надеяться на ее помощь нет никакого смысла. Откуда же ждать сочувствия? И что даст сочувствие в такой непростой ситуации?
Наготовить-то я наготовила, но поесть не смогла, кусок в горло не лез.
«И что я себя накручиваю? Может, на деле и нет ничего? Никакой мистики? Возможно, вот-вот все объяснится и закончится благополучно? Пусть даже не очень благополучно, но только все это можно будет разумно объяснить, чтобы все подчинялось школьным законам физики, чтобы не было мистики, и не перехватывал дыхание первобытный страх, так унижающий современного грамотного человека.
В совершенно растрепанных мыслях, не сумев толком поговорить с пришедшим навеселе мужем, я ушла на ночное дежурство. На другой день после полудня сходила к Эмме. Никто мне не открыл. Дом был пуст и на второй, и на третий день. Соседка безропотно кормила порученное ей хозяйство Эммы, но о ней самой ничего не знала.
Тревога накапливалась во мне со все нарастающей силой, разрасталась и набухала внутри меня, сдавливала мою совесть и наконец я не выдержала, я быстро оделась и пошла в больницу, чтобы оформить себе полагающийся мне очередной трудовой отпуск. Был уже конец рабочего дня, и никто не хотел возиться с оформлением моих документов, поэтому я, написав заявление, наскоро сдала дела, и поспешила к родителям Эммы, чтобы узнать, что они знают, видели ли сегодня Эмму, все ли с ней благополучно.
Перед домом, где жили родители Эммы, игралась Катюшка, укладывая спать старенькую растрепанную куклу на лавочке возле дома. Плетущаяся алая роза разрослась, распушилась шатром над лавочкой, превращая ее в уютный уголок для игры в куклы. Но обеспокоенная, я не в силах была оценить всю эту красоту. Узнав от Катюши, что мама давно к ней не приходила, я все же решила удостовериться в этом, поговорив со стариками. Они жадно накинулись на меня с расспросами, старясь выведать, что я знаю о местонахождении Эммы. Мать ходила к ней и днем, и вечером, и по утрам, но дом был пуст, пуст уже пять дней. Заявление в милицию ничего не дало. Там предложили еще подождать, прежде чем позорить молодую женщину объявлениями в газетах о ее исчезновении.
У меня все внутри похолодело! Кукольщица! Ее проделки!
Я, не попрощавшись, выскочила из домика родителей Эммы, да так спешила, что не чувствовала под собой ног. Вечерело, солнце садилось и я, подняв глаза к небу, тянулась к нему, мысленно умоляя помочь найти, спасти, сохранить прекрасную, но такую несчастную молодую женщину. Я шла очень быстро, почти бежала, и мне показалось, что с неба какие-то невидимые руки поддерживали меня и несли с легкостью к зловещему дому кукольщицы.
Снова после стука в окно мимо кукол на окнах во мраке комнаты проплыла еле различимая косматая голова старухи, снова к калитке вышел горбун, снова во хмелю, но теперь лицо его, казалось, лоснилось от довольства, и он только что не мурлыкал, будто кот, объевшийся сметаной. Я спросила, можно ли поговорить с хозяйкой, и он повел меня по длинному узкому двору к невзрачной низкой двери приземистого, будто вросшего в землю старого дома. Крохотный коридор поражал своей пустотой, ни вешалки, ни полочки для обуви, только коврик на полу да на стенах обои в цветочек. Такие же цветастые обои были в комнате, где в углу у окна как-то полубоком сидела необычайного вида огромных размеров старуха со взлохмаченными седыми волосами, жесткими и толстыми, как морской канат. Они толпясь, надвигались на узкий лоб ее широкоскулого лица с бугристым бесформенным носом, нависающим в свою очередь над беззубым ртом. Тяжелый квадратный и морщинистый подбородок висел над необъятной грудью, грудь обвисло покоилась на свисающем животе, из-под живота, как из-под фартука, выглядывали руки старухи. Эти руки своим видом поразили меня. Это были руки молодой девушки, а не дряблой старухи. Контраст был настолько разителен, что глаза от рук старухи отвести было невозможно. Тонкие нежные пальцы, длинные и гибкие, без единой морщинки, с розоватой ухоженной кожей кисти, в противоположность смугло-черному изборожденному морщинами старухиному лицу невольно притягивали к себе мой взгляд, и видя это, старуха старательно прятала их, выпячивая вперед свой безобразно обвисший живот.
Тогда и только тогда, когда исчезли, оторвавшись от моих глаз, как от магнита, эти прекрасные сами по себе и вызывающие ужас при их сравнении с безобразной старухой, руки, я смогла обратить внимание на другую достопримечательность.