Под его напором мы ушли в свой номер, напоили Эмму чаем с домашними пирогами, и замолчали, не решаясь просить ее рассказать, что же случилось, почему она здесь оказалась, почему бросила маленькую дочь и не дает о себе знать вот уже почти год? Почему взяла себе другое имя и почему плакала так горько при встрече с нами, напомнившими ей о событиях, от которых, возможно, она и сбежала?
Эти вопросы готовы были сорваться с моего языка, когда, утомленный, муж лег на кровать и уснул, а мы с Эммой сидели на креслах у окна и молча смотрели друг на друга...
- Галя, милая, я уже не надеялась, что когда-нибудь встречу человека из своей прошлой жизни. Отрезать все, отсечь, забыть так, чтоб и меня забыли - вот чего мне только и хотелось.
- Эмма, как же так?! Ведь там ребенок твой, мать с отцом все глаза выплакали... За что ты так с ними?
- Сейчас я чуть-чуть отошла уже и понимаю, что это жестоко, а тогда, если бы смогла, руки на себя наложила бы... Да не решилась... Уехала, куда глаза глядят, и назвалась другим именем. Сказала, что документы украли, что беженка из Грозного. Так и жила. День до вечера кружусь в работе, а ночью - хоть глаза выколи. Читаю, не вдумываясь, пока не усну от усталости. Когда тебя увидела, сердце затрепетало от желания повидать Катюшку и родителей.. Боюсь я возвращаться, боюсь свои беды разделить с близкими, пусть, пока могут, живут без меня спокойно. Видеть не могу ни наш город, ни его улицы, ни его дома. Когда-то я была там счастлива, но за этот год испытала столько, что только боюсь, боюсь и боюсь. Этот страх сидит внутри меня, он поселился в моей душе, и кажется, что теперь навсегда.
- Но ведь кукольщицы больше нет в живых, ты об этом знаешь? - спросила я.
- Но ведь жив горбун - сын кукольщицы. Он не такой сильный колдун, какой была она, но вспомни, как он сумел пролезть между мной и Володей на празднике и Володя его совсем не видел?
- Да ведь он исчез! Нет ни его, ни кукольщицы, даже дом их развалился, и его вывезли, ты об этом знаешь?
- Знаю. Если б дом не развалился, я бы не смогла выбраться из подвального будуара, где была заточена... Меня чуть не придавило какой-то плитой...
- Значит, все-таки ты была в доме? Я это чувствовала, искала тебя... Значит, ты освободилась, когда дом развалился?
-Да, но чуть раньше туман в моей голове рассеялся, как - будто обручи с нее сняли, и я почувствовала себя свободной впервые после смерти Вовы. Но так вдруг захотелось спать, я не заметила, как уснула. Проснулась от того, что вокруг падали кирпичи, доски, глина. Труха какая-то сыпалась на меня, но я, откуда только силы взялись, быстро выскочила наверх по какой-то доске, утыканной гвоздями, которая упала сразу, как только я выбралась.
- А дальше, что было? - спросила я Эмму, надеясь, что хоть по крупице смогу выведать у бедной женщины, что ей пришлось пережить. И не из праздного любопытства вовсе, а чтобы рассеялись те ужасы и видения, которые толпились в моем воображении. Я жадно слушала Эмму и боялась, чтоб она не замкнулась, не перестала говорить.
Часть 7
Эмма продолжала рассказывать:
- Смотрю, сидит на корточках во дворе Сергей, и ни меня не видит, ни дом свой рухнувший. Он макает голову кошки в миску с отваром, но кошка не подает признаков жизни. Раньше я тоже видела этот отвар. Его готовила кукольщица заранее перед тем, как превратиться в кошку. Не раз мне она наказывала, чтобы я следила за ним, крышкой накрывала, чтобы пока она кошкой бегает, ничего в него не попало, а то она, прибежит, а отвар будет испорчен и она не сможет назад в кукольщицу из кошки превратиться.
- И ты, зная это, ни разу не испортила этот отвар?!! Пусть бы навсегда кошкой оставалась, легче было бы справиться с ней!
- Что ты, Галя, я так сейчас могла бы думать, когда спали оковы с души моей, а тогда, в то время, я ее боготворила и ни за что не ослушалась бы. Добровольной рабыней была, послушной и беспрекословной. Ноги ей мыла, голову чесала, стоило той только этого пожелать. Она мамой меня звать повелела, а Сергея мужем считать и исполнять любую его прихоть.
Знаешь, Галя, я за то время, пока тут скрывалась и спать не могла от воспоминаний, многое обдумала, осознала, и если бы пережила все это не я, то никогда не поверила бы, усомнилась бы, по крайней мере. Ты была со мной рядом, многому была свидетелем, поэтому клясться, чтобы поверила, не буду. Мне, конечно, просто необходимо обо всем кому-то рассказать, потому что тяжело этот ужас в себе прятать и жить с пережитым наедине.
Как они заставили меня забыть только что умершего мужа, не знаю, но помню, как мы остались с тобой ночевать в нашем с Володей доме, помню ужин, а потом помню только, как шла по улицам города в ночной рубашке, и не было стыда. Наоборот, то, что люди видят меня в таком виде, почти голой, приводило меня в какое-то пьянящее состояние, я прямо млела от удовольствия и, не осознавая, куда иду, шла к дому кукольщицы. Как я туда пришла, не помню, помню только, что встретил меня Сергей, подвел к порогу, вышла, ковыляя, его мать-старуха и приказала мне: