Минута - и она взобралась на кровать и стояла в ногах у Володи, все еще глядя на меня своими красноватыми глазами. Я попыталась крикнуть, пошевелиться, разбудить Володю.
- О, Господи, спаси, разбуди его! - мысленно молилась я.
Кукла начала медленно взбираться к его голове по складкам одеяла. Я попыталась пошевелить рукой, чтобы схватить ее. И не смогла. Кукла исчезла из моего поля зрения. И потом... я услышала ужасный стон. Я почувствовала, как Володя содрогнулся, вытянулся и замер. Потом он вздохнул. Я знала, что Володя умирает.
Я не могла ничего сделать... и это молчание... и зеленый свет.. Из-под окон раздался какой-то звук свирели или флейты. Я почувствовала какое-то движение. Кукла пробежала по полу и вспрыгнула на подоконник. Она нагнулась, глядя на улицу.
Я увидела у нее в руках веревочку с узелками, а вот портфельчика с книжками у нее не было. Снова раздался звук флейты, кукла прыгнула в распахнувшееся окно. Глаза ее сверкнули, и она исчезла. Зеленый свет замигал и исчез. Снова появился свет под занавесками. Тишина, казалось, вытекала из комнаты. А меня задавила кромешная темнота. Когда я снова проснулась или пришла в себя после обморока, часы пробили два. Я повернулась к Володе. Он лежал рядом так тихо! Я дотронулась до него, позвала, он не ответил...
Галя, скажи, что было сном, а что - правда? Не могла же кукла убить его? Неужели это я сама во сне его убила? Но чем? Как? И где? И где же тогда кукла? Ведь первое, что я увидела, очнувшись от оцепенения, была забытая куклой школьная сумочка с крохотными книжками!..
В глазах Эммы было что-то такое, что запрещало мне подтвердить ее самые страшные догадки. Я по-дружески взяла ее руку в свои и убеждающим тоном стала заверять в том, что она ни в чем не виновата.
- Эмма, постарайся осознать, что муж твой пострадал от обычного тромба в мозгу, и ты не имеешь к этому ни малейшего отношения. Много людей живёт с тромбами и даже опухолями в голове, живут при этом долгие годы и внешне неплохо выглядят. Ну, а если он должен умереть, так это горе, жалко, конечно, но ведь молодыми умирает множество мужчин, и никто, кроме судьбы в этом не виноват. Возьми себя в руки, дорогая моя, я тебе очень сочувствую, слишком уж неожиданно свалилось на тебя это несчастье.
- Что касается куклы, то это был просто очень яркий сон. Вот и все. Это случается часто с нервными людьми.
Я старалась говорить спокойным голосом, глядя бедной женщине в глаза. Больной, тихо лежащий на кровати, выпал из моего поля зрения. Произнеся последнюю фразу, удивленно заметила, что без того огромные, чуть навыкате, глаза Эммы «полезли на лоб». Я проследила за ее взглядом, и с губ моих невольно сорвался возглас: «Матерь Божья!!!», а тело мое передернуло судорогой.
На лице больного была жуткая гримаса ужаса. Это был не просто ужас, а ужас предельный, замогильный! Голубые, в темных ресницах глаза Володи, казалось, смотрели не только на меня, но и сквозь меня и, в то же время, внутрь себя, как будто кошмар, который им довелось увидеть, был до сих пор внутри них. Эмма снова разрыдалась, ее начала трясти нервная лихорадка.
Я закрыла глаза Владимира, но как только я отняла пальцы, веки медленно раскрылись. Ужас в них не уменьшился. Зрачки слабо сужались при ярком свете. В это время к нам подошла медсестра из приемного покоя, чтобы узнать, как наш больной. Взглянув на него из-за Эмминого плеча, она вскрикнула: «Господи, Иисусе!!!» и энергично перекрестилась.
Я посмотрела на Володю и.., если бы была религиозна, тоже бы перекрестилась, потому, что выражение лица больного изменилось. Ужас исчез. Он по-прежнему смотрел сквозь меня и внутрь себя, но с выражением какого-то злого ожидания, такого злого, что я невольно оглянулась.
Санитарка, которая тоже приходила, заинтересованная необычным и загадочным видом больного молодого человека, ушла вместе с медсестрой из приемного покоя, врач давно ушел к другим больным, за окнами была глубокая ночь, и кроме нас с Эммой, никого возле Владимира не было.
Вдруг глаза Владимира стали сознательными, они увидели нас, увидели больничную палату - предбанник, как мы его называем. Глаза его заблестели какой-то необычной радостью. Радостью не маниакальной, а дьявольской. Это был взгляд дьявола, надолго исключенного из любимого ада и возвращенного туда. Затем это выражение исчезло и вернулось прежнее - ужаса и страха.
Часть 2
Я невольно с облегчением вздохнула, как будто из комнаты исчез кто-то злобный. Эмма дрожала. Я сделала ей укол успокоительного, чувствуя, что потрясена случившимся, больше, чем хотелось бы. Чтобы успокоиться, я сосредоточилась на состоянии Эммы, понимая, что жене куда тяжелее наблюдать эту кошмарную агонию, чем мне, постороннему человеку. Пытаясь подыскать нужные для утешения слова, я снова посмотрела на умирающего, и снова почувствовала ужас. На его лице опять было выражение дьявольской радости, но оно держалось не дольше нескольких минут. Сердце его остановилось. Тело выпрямилось. Низкий нечеловеческий звук смеха сорвался с его губ.