Было ясно, что Эмма ему очень понравилась, и его совершенно не смущает, что она одета в траур, что у нее красные, опухшие от слез глаза и черные круги под ними. Ни на секунду не отводя от нее глаз, он отвечал на мои вопросы с некоторой усмешкой, в конце каждой фразы кривившей его губы.
- Скажите, как нам поговорить с той женщиной, что изготавливает и продает куклы? - спросила я.
- О, это моя мать, к вашему сведению, а меня зовут Сергей, а вас? - горбун задал свой вопрос, не отвечая на мой.
- Меня зовут Галя, это - Эмма и ее дочь Катя. Так, где кукольщица?
- О, она поехала вчера в деревню навестить свою сестру и приедет только завтра.
- А кого же мы видели в окнах вашего дома? Голова большая, волосы пышные и седые? - прямо, без обиняков спросила я.
- О, этого мне не объяснить, девчата, уж не обессудьте. Дом у нас старый, слишком старый... Что тут скажешь, чем объяснишь фантомы, приведения.... Шучу-шучу!.. Только матери нет... уехала она...
Говорил горбун то ли шутя, то ли всерьез, но слова его не внушали доверия. Странная привычка начинать каждый раз с восклицания «О!» смешила, хотя упоминание о родной матери как о фантоме и призраке звучало зловеще и пугало. Лицо его было прыщавым не по возрасту и рыхлым из-за явной склонности к алкоголю. Маленькие глазки неопределенного цвета, будто выцветшие, неотрывно смотрели на Эмму, хотя он разговаривал, по сути, со мной.
Эмма не проронила ни слова. Даже, когда я говорила прощальные слова, она не открыла рот. Катюшка тоже притихла, прижимаясь к матери, словно испуганный щенок. Так вдвоем, прижавшись друг к другу, они развернулись и пошли по дороге, ускоряя шаг так, что мне пришлось их догонять.
- Какой гадкий тип, - сказала я Эмме, когда поравнялась с ними. Она ничего не сказала на мое замечание, поэтому я продолжала описывать то неприятное впечатление, которое на меня произвел сын старухи.
- Я понимаю, что он калека, что надо его пожалеть, но почему-то жалости он не вызывает...
Мы отошли от дома кукольницы на значительное расстояние, когда вдруг до сих пор молчавшая Эмма резко остановилась и сказала:
- Галя, я этого горбуна видела раньше. И не раз.
- Да, что ты говоришь, а где? Когда?
- Первый раз это было во время салюта 9 мая. Мы были вместе с мужем и дочкой, мы были счастливы. На площади шел концерт и вдруг неожиданно начался салют. Толпы людей замерли, подняв к небу головы, и мы с мужем, который держал Катюшку на плечах, конечно, тоже смотрели вверх, визжали и кричали от переполнявшего нас восторга. У Катюши в руках были три воздушных шарика, они вырвались у нее из рук, стремясь улететь в небо. Я хотела перехватить веревочку, подняла руку и... вдруг очень испугалась: из-под моей руки, между мной и мужем, втиснулся резко и неожиданно этот неприятный тип. Какой-то скользкий, потный, вонючий, он, как змея, пролез под моей рукой и жадно сжал мою грудь рукой, при этом не сводя с меня глаз и противно скалясь желтыми кривыми зубами. При вспышках салюта я сверху вниз его ясно рассмотрела рядом с собой и так испугалась, будто прикоснулась к омерзительной крысе. Невольно я взвизгнула и выпустила из руки воздушные шарики. Катюшка расплакалась, Володя, ничего не поняв, стал дочку успокаивать, обещая ей еще купить шарики, а я была так напугана, что только заплакала, не в силах проронить ни слова. Мне хотелось скорее-скорее прийти домой и смыть с себя всю мерзость и грязь, которые, как мне казалось, налипли на меня. А горбун исчез так же неожиданно и незаметно, как появился.
Праздник был испорчен. Постепенно я пришла в себя, и Катюшка успокоилась, вот и не стала я Володю расстраивать, не рассказала ему ничего, а он и не заметил.
- И так мне было обидно, - продолжала рассказывать Эмма, - что меня оскорбил и унизил какой-то мерзкий маньяк прямо на глазах у мужа, рядом с ним, а муж не только не заступился за меня, но даже ничего не заметил. Сколько раз потом я вспоминала и не могла понять, как могло получиться, что мужичонка этот протиснулся между нами и муж его не увидел совсем. Часто потом в мечтах я представляла себе, что Вова заметил негодяя, взял его за шкирку и ударил кулаком в его ухмыляющуюся физиономию, и так ясно я это себе представляла, что сжилась с этой мечтой о возмездии. Ведь кулаком Володя мог сломать ему лицевую кость, тогда у него глаз провалился бы, провис, и ходил бы он всю жизнь не только горбатый, но и косой...