— А… вот как. А я, господин Эмиран, совсем не разбираюсь в точных науках.
Эти двое являли собой странный контраст: свободный в каждом движении улыбчивый блондин, с распахнутым воротничком и мягко льющимися по спине волосами, — и напряженный, чопорно застегнутый на все пуговицы брюнет в строгом черном фраке. С улыбкой, являвшей все оттенки душевных движений, кроме сердечности.
— Астрономия — самая точная наука, какую можно представить, но и самая высокая поэзия, — очень серьезно возразил Элиот.
— То, что самая высокая — ничуть не спорю, — любезно отвечал писатель. — Без телескопа не разглядишь.
Элиот вдруг покраснел, глаза его зло блеснули. Мария взволнованно спустила Грегора с колен на пол и поспешила вмешаться в разговор:
— Господин Эмиран совсем недавно здесь, но уже открыл на наблюдаемой с наших земель части неба две новых звезды!
— Верно, — звездочет просиял. — Одну из них я назвал Хрустальной — в честь вашей столицы, а вторую…
— А вторую? — любезно переспросил Алекс.
— Пока что не знаю… Я полагал… Скажи, — неожиданно обратился Элиот к мальчику-кукле, — на какую букву дать название новой звезде?
Мальчик строго посмотрел на звездочета, потом перевел изумрудный взгляд на свою леди.
— На букву «М», сударь, — ответил он вежливо.
— Так я и думал, — кивнул Элиот.
Девушка, мгновенно покраснев, насколько могут краснеть демианы, снова взяла куклу на руки… потом опять отпустила.
— Иди, отдохни, малыш, — шепнула она на ухо своему творению. — А мы сейчас… друзья, давайте танцевать?
— Танцы — моя любовь. Танцевать… самое прекрасное, что только может быть… после звезд, — задумчиво, нараспев, проговорил Элиот Эмиран. А потом обвел всех присутствующих ясным взором. — Да, у каждого — своя любовь.
«И своя заноза», — подумал Алекс.
В домике Марии не было большой танцевальной залы, но одна из комнат все-таки могла сгодиться для развлечения дружеской компании. Там Мария задернула шторы… и ненадолго застыла у окна, сжав ладони. Магия… То, что отличало демиан от людей, то, чем была пропитана их сущность. Дар их можно было назвать слабым по сравнению с тем, чем обладали чародеи древности. Магия, вошедшая когда-то в плоть и кровь потомков этих могучих волшебников, была чарующа, легка и неопасна. Мария разжала руки — и с ее пальцев соскользнул целый фейерверк разноцветных огоньков, закружился по маленькой зале, создавая причудливое и нежное освещение. Сержу, мало сталкивающемуся с магией, если, конечно, она не исходила от леса, показалось, что дом тихо и незаметно вплыл в иную реальность, полную сказки, загадок, отблесков надежд и водоворота желаний… опасных, может быть.
Крупный зеленый огонек мягко подплыл к Элиоту, словно привлеченный взглядом такого же цвета. Мария улыбалась — она умела, когда нужно, держать себя в руках, но сердце ее учащенно билось. Прекрасная Роза стояла рядом с ней, спокойная, уверенная в себе. Алекс Каэрэ почему-то медлил с приглашением на танец, а Элиот подошел к девушкам… и склонился пред Розой. Мария опустила глаза.
Так она стояла, не поднимая взгляда, не замечая, что мнет в пальцах кончик своего бордового пояса. Она явно не хотела смотреть на изысканное зрелище, что представлял собой танец грациозной пары — певицы и звездочета. Атласное платье Розы — белый цветочный бутон… она сама как цветок, но не пышный, а строгий, благородный — сейчас не роза, скорее — лилия. И лилия — черная! — украшает корсаж ее платья. И движется она в танце — словно бутон плывет по струям ручья.
— Полно, это всего лишь танец, — услышала Мария голос Алекса Каэрэ, в котором по обыкновению сквозила легкая усмешка. — Успеешь еще с ним пообщаться. Ты же демиана, у тебя есть магия. Очаруй его.
Губы Марии дрогнули. Вишневые глаза посмотрели на молодого человека с мягким укором.
— Я не колдунья.
— Зачем же тогда вам магия? — продолжал безжалостно Алекс.
— Это просто творчество, — отвечала Мария. — Иногда даже меньше… Например, Сардо. Он демиан, но его музыка сильнее магии.
— Но с волшебством можно сделать куда больше, чем просто создавать живых кукол.
— Можно. Но порой это уже не магия. То есть магия, но извращенная. Колдовство. Когда жестоко касаешься других, когда вторгаешься в чужую душу… Никто из колдунов хорошо не кончил. Когда что-то извращается — оно погибает.
— Магия может извратиться во зло, — пожал плечами Алекс. — А что не может? Музыка может? А любовь?
Мария печально посмотрела в центр зала — на медленно кружащуюся пару. И строго ответила, отрицательно качнув головой:
— Нет.
— Наивное дитя, — слабо улыбнулся Каэрэ. — Давай, что ли, потанцуем?
На второй танец Элиот пригласил-таки Марию.
«Вот так, — подумал молодой писатель, глядя на просиявшую хозяйку дома. — Много ли девушке надо для счастья…»
Неожиданно Алекс почувствовал, как кто-то тихо тронул его за локоть.
Он уже знал, кто. Знал, не оборачиваясь. А потому и обернулся — медленно… спокойно.
— Алекс? — черные глаза Розы Лейн ярко блестели. Ее легкая рука в белой перчатке касалась его локтя нежно… нежно, в этом не было никакого сомнения. — Может быть, ты… потанцуешь со мной?
— Нет, — ответил Алекс, даже и не пытаясь прислушиваться к той буре, что мгновенно перевернула все внутри него. — Я не хочу больше танцевать.
— Не хочешь? Совсем? Или не хочешь со мной?
У нее на корсаже — черная лилия. Живая. Алекс почему-то был уверен, что магическая. Он смотрел на эту лилию — черный атлас лепестков на белом атласе платья — и цветок расплывался у него перед глазами. А у Сардо — гортензия. Черная. Но Алекс отогнал странную, неприятную какую-то мысль. Не сейчас.
— Извини, Роза. Мне нужно выпить что-нибудь.
Быстро, не оборачиваясь, Алекс вышел из танцевальной залы. Роза, подумав, уверенно последовала за ним.
Она нашла его в гостиной, он маленькими глотками пил вино, стоя у камина. Сейчас здесь не было никого, кроме них.
Роза подошла близко — если бы он хотел, то легко бы мог коснуться ее нежно-розовой щеки, казавшейся прохладной, как бутон в утреннем саду…
— Он пригласил меня первым, — сказала девушка спокойно, без смущения глядя в серые глаза молодого человека. — Я согласилась. Он необычный и мне с ним интересно. Вот и все.
— Да, — Алекс сделал еще глоток, а потом вдруг выплеснул остатки вина в камин и поставил бокал на столик. — Сначала тебе было интересно с нашим общим другом, Роз, теперь с этим звездочетом, и это вполне естественно. И Сардо, и этот Эмиран — личности занимательные. Но при чем тут я?
Она не опускала глаз, и это уверенная настойчивость вдруг смутила Алекса. И оттого он разозлился еще сильнее…
- Все ты понимаешь, — ответила Роза с досадой. — Ты все знаешь. Просто в своей непревзойденной гордости давно уже хочешь, чтобы я первая подошла к тебе. Ты такой… ты всегда был таким. Еще в Академии. И знаешь что… я бы подошла. Я бы первой призналась тебе в любви, Алекс Каэрэ… если бы не боялась тебя.
— Что ты сказала?
— Да. Ты сам не понимаешь, что тебе нужно. А такие люди — самые опасные. Они мечутся… и губят себя. И не только себя. Поэтому я тебя и боюсь. Как пожара. Хотя ты и стараешься быть холодным и колючим, ты на самом деле — пожар. Ревнивцы — они всегда, как разрушающий огонь. Просто твой пожар пока не вырвался наружу из холодных стен твоей дурацкой напускной чопорности. А этот Элиот — он ветер…
— И ты, как дитя музыки, создание воздушное, конечно же, предпочитаешь ветер.
Роза приблизила к его лицу свое — близко-близко.
— Нет. У меня иная стихия. Меня тянет к темному огню.
И ее губы нашли губы Алекса…
Башенка у Четвертого моста
Маленькая комнатка в часовой башне освещалась огоньком догорающей свечи. Где-то вверху неторопливо ворочался, с сонной ритмичностью стучал часовой механизм. За дверью раздавалось шарканье старого часовщика и его недовольное бормотание, такое же унылое, как и бесконечный монолог часов. Это была не главная башня столицы с великими часами — всего лишь небольшая древняя башенка у Четвертого моста…