— Смотри, Марина! — решила она пойти на хитрость, — к нам какой-то взрослый мужик лезет в окно!
— Что? — переспросила девочка, словно не расслышала.
— Взрослый мужик! Мужик.
Поскольку в сторону окна девочка была повернута спиной, то ей пришлось поворачиваться, и тут-то мать пистолет и выхватила.
— Какой мужик?
— А, он наверно упал!
Мать сию же секунду метнулась в сторону окна, пока до дочери еще не дошло, что та ее дурит. Она быстренько распахнула форточку (та была полуприкрыта) и запустила в окно пистолет.
— Ты что сделала?! — вытаращилась на нее дочь.
— Это пистолет того дядьки, — промямлила мать, словно больше не знала, чего бы еще такого ляпнуть в свое оправдание.
— Что?
— Он хотел залезть в окно, забрать пистолет назад, но не удержался и вниз полетел.
— А пистолет-то тут при чем?! Почему пистолет полетел, а не мужик, которого ты увидала?!
— А я ему кинула, чтоб он в карман его налету положил.
— Дак он же разобьется!
— Пистолет железный — нет!
— Дядька!
— Но это же волшебный пистолет!
— Ой, врешь ты всё…
Но, вместо того, чтоб оправдываться, мать опять в молчанку принялась играть.
— За вранье я тебя тыкну булавочкой! — объявила дочь. — В наказание, чтоб больше не лгала.
И, поскольку мать ничего не сказала (она бойкотировала Мариночку), то дочка исполнила «приговор» и тыкнула иголочкой маму. На что та даже не пикнула, словно ее бойкот заключался даже в том, чтоб не подавать голос, даже, если будут пытаться причинять боль.
2
На кончике булавочной иголки была красненькая капля, Марина ее слизала, и… После этого ей начало казаться, что она может читать мысли своей мамочки. То есть, не просто превращать свое лицо в ее, но и знать то, о чем мамочка ее думает. То есть, быть с нею единым целым.
Если бы Марине захотелось узнать у своей мамы, по какому адресу проживает ее биологический отец, то, можно даже не сомневаться в том, что мать вообще никакого не издаст звука. Даже, если у нее в кишечнике скопятся газы, она все равно как-то себя, да «заглушит».
И теперь, когда девочка всё знает, она подошла к окну… Секунду или две постояла, вглядываясь во всю эту бесполезную даль, и… полезла на подоконник.
— Ты что это собралась?! — опять отменила бойкот мамаша. — Я тебе запрещаю в окно прыгать! С ума что ли сошла?!
— Мама, ты не беспокойся, я всего лишь пистолет налету поймать попытаюсь…
— Но, ведь, он давно уже упал…
— Я знаю! Просто, во время полета, ко мне вернется та секунда, в которую он несся в воздухе. Вот. Я поймаю его налету, а потом запрыгну назад, на крышу. Поняла?
— Я говорю, что я запрещаю…
Но дочь только поднесла легонечко руку к своей маме, слегка тряхнула пальцами, и… Какая-то мистическая сила отнесла маман в дальний угол квартиры и прижала к стене. Девочка в это время открыла оконные рамы, и… В один миг оказалась на свежем воздухе.
То есть, она сделала всё точно так, как и говорила. Сначала она вниз прыгнула, схватила падавший пистолет, потом те же самые «мистические силы» пятилетнюю девочку поднесли и поставили на парапет крыши. Скорость, с которой девочка двигалась, была равна той, с которою обычный самоубийца валится с крыши.
Дело в том, что Марина сказала неправду своей матери. Потому что она не в прошедшее время вернулась, на несколько секунд назад, а, при помощи усилия мысли держала в воздухе летящий вниз пистолет, и теперь, когда девочка прыгнула вниз, то ей оставалось только схватить его.
Когда девочка взлетала вверх, в сторону парапета на крыше, то мать, увидевшая, что у той в руках пистолет, была поражена до невозможности.
«Офигеть, — наверно промычала мать в то время, как легенькое тельце ее дочери подлетало в сторону крыши, — она что, правда вернулась в прошлое, на несколько секунд, и поймала пистолет налету? Там же, внизу, люди ходят! Их много. Пока мы здесь балаболим, кто-то мог бы стырить этот пистолет!»
То есть, версия у матери была такая, что девочка спрыгнула на асфальт, подняла пистолет, и… Но, ведь, его кто-то раньше нее поднять успеет!
3
Биологический отец Марины лежал «в дрова». Он так выглядел, словно его кто-то разбил в хлам.
Поскольку Марина попробовала человеческой крови, то теперь она уже не могла входить так же свободно, как до этого входила в квартиру своей мамы. Теперь требовалось некое особенное приглашение. Так, словно нечистая сила может точно так же наказать эту девочку, как она маму недавно «наказала».
Поскольку отец спит, как пыльный мешок с картошкой, то Марина, сначала прислонилась к оконному стеклу лицом, а потом принялась по нему «барабанить». По стеклу, то есть.
Наверно, она думала, что так до утра может стучать в окно. Или ждать, что этот, как давеча выразилась ее мать, «взрослый мужик» (тот, который якобы в окно лезет) сам глаза продерет. Но случилось необычное: девочка стукнула по стеклу всего два или три раза, но отец подскочил, как будто его кипятком ошпарили. То есть он подскочил так же «нервно».
— Кто… Кто стучит?! — замычал он, ничего не соображая спросонья. — Ты, Серега?! Я тебе по рогам надаю, а не отдам бабки…
— Это я! — подала голос девочка.
То есть, судя по тому, что биологический отец решил, что в окно к нему барабанит его собутыльник, можно подумать, что проживает данный товарищ в частном доме. Скорее всего, снимает или по блату: нашел ему кто-то нежилой дом. Совсем не в высотном здании.
— Погоди! А ты кто, девочка?!
— Я твоя дочь.
— Дочь? А чё… э-э… Это, короче, я плачу алименты, пошла отсюда!
Он выпалил всё, что хотел, с тем, чтоб продолжить кемарить.
— Что значит, пошла?! — сделала девочка вид незаслуженно уязвленного самолюбия.
— А чё те надо? На фиг…
— Я несколько лет ходила и тебя искала… Мне мама не сказала, где ты живешь… И вот, сейчас я тебя нашла, а ты в шею меня гонишь? Как-то нечестно, папочка!
— Ну, да, — промычал пьяница. — Ну, да.
— Ты не «нудакай», а открывай! Разнудакался он.
Она специально прикрикнула, так как пьяница начал валиться в исходное положение. «Ну, да. Ну, да. Ну, да…» И постепенно засыпая.
— Ты должен меня впустить!
— Чё?
— А то я тебе, как дам в окно камнем… Разлетится вдребезги. И задубеешь там! Писюн себе отморозишь — не будет больше у тебя потомства. Некого будет бросать.
— Ну, ладно-ладно… Не гунди! В ушах уже звенит от твоего писклявого голоса!
И он поплелся дверь открывать.
— А то сколько еще таких, как я, настрогал?! — всё не утихала маленькая девочка.
И, не только мать удивилась пятилетней девочке, но и ее отец. Потому что он помнил, что дверь отворял одновременно с тем, как этот «несмышленыш» спрашивал у него очередную свою дурь. «Сколько дров настрогал?» — это послышалось пьянице. Но он открыл дверь, а девочка стояла уже перед ней. Так, словно девочек было двое: одна выкрикивает различную фигню через окно, которое находится с обратной стороны дома, а вторая в это время стоит под дверью. Причем, лица у обеих девочек идеально одинаковые, хотя, отец и помогал девочке до трехлетнего возраста; то есть, точно помнит, что девочка одна родилась, а не близняшки.
4
Когда отец открывал дверь и в дом вошла девчонка, то он сразу же оглянулся в обратную сторону, чтоб посмотреть, правда ли их двое. Но в окне не было «той» (девочки-двойника).