Разбудил Ника шум, аромат свежего кофе, яичницы с беконом. Александрин уже встала и, расхаживая в одном только кокетливом передничке – надо же, с собой принесла! мысленно выругался Ник – наводила порядок в его студии. Огромное, почти стометровое, лишённое перегородок помещение позволяло следить за всеми перемещениями соблазнительницы. Александрин почувствовала взгляд Ника – мужик же он! Что поделаешь! От стойки кухонного бара засеменила к нему на высоченных каблуках домашних туфелек. Туфельки тоже были подобраны со смыслом – без задников, украшенные помпонами в цвет пышному банту передника. Как и бант, ничего не прикрывающий, а лишь привлекающий внимание к аппетитным округлостям, туфельки помогали как бы случайно покачиваться, балансировать при ходьбе, демонстрировать стройную красоту зовущих бёдер. Александрин знает, что делает, не промах.
– Вставай, соня!
Она ластилась устроиться у Ника на коленях.
– Нет, не сейчас!
Грубо, иначе не совладать с собой, прогнал он Александрин.
Не хватало, чтобы он снова сорвался. Как ночью. Воспоминание о том, что и как они с Александрин выделывали этой ночью на его огромной кровати-тахте, заставило Ника зажмуриться и сжать кулаки. Как он мог себе такое позволить!
– Не торопись, Котик, я сейчас.
Александрин неправильно поняла его. Нет, она всё правильно поняла! Только он не должен хотеть этого!
– Никаких сейчас. Я голоден.
Презирая себя за это, но понимая, что иначе Александрин не успокоится и не отстанет, Ник оттолкнул её. Толчок был слишком сильным для девушки на таких высоких, неустойчивых каблуках. Потеряв равновесие, Александрин упала, проехавшись голой попой по полированным доскам паркета.
– Я не хотел, – Ник не мог выбраться из глубокого мягкого кресла. – Прости меня, дорогая.
Ник не смог удержаться – захохотал. Это было последней каплей! Такого унижения, комизма своей позы – голая, на полу с торчащими вверх ногами в дурацких помпонах – даже Александрин вынести не смогла. А кто бы смог!
– Ты бессовестная, бессердечная скотина! Я ухожу! Ухожу навсегда.
Что ещё наговорила Александрин, значения не имело. Он не собирался её останавливать. Уговаривать остаться? Ну уж нет! Пусть так, пусть грубо, но они расстанутся. Как хорошо! Поостывшая яичница была прекрасна! Плохо сваренный кофе – превосходен! Всё! Больше Александрин не станет предлагать помыть его или сделать массаж ноги. О, боги… Одно воспоминание о том, в какую скотину превратила его эта настойчивая наездница прошлой ночью, подняло в Нике горячую волну стыда. Он на самом деле скотина. Если проделывал всё это без любви, принимая Александрин как бездушное тело для утех.