Она всё-таки заставила себя «вернуться». Необходимо проверить, что с камнем. В этот раз Ей удалось сохранить каплю самоконтроля. Она почти ожидала этого – от близкого соседства с Её Кристаллом камень как будто начал оживать. Она осторожно, боясь разбудить Ника, обошла заброшенное жилище. Кью 29Г1 – отец Её будущих детей, был здесь! Камень начал постепенно разгораться. Но «нормальной» яркости свечения так и не достиг. Она не сможет проверить заключённую в нём информацию. Если Кристалл – теперь нет сомнений, что камень и есть Кристалл – не полон, то вернуть интеллект в ожидающее в Зале Теней тело Кью 29Г1 не удастся. Ожидая Ника там, в прекрасной бухте, Она пыталась продумать все возможные варианты. Но разве могла Она о чём-то думать, когда ощущала его дыхание на своей шее, когда его необыкновенные, сильные и нежные пальцы играли завитками Её беспечно свободных локонов. Когда… Хватит! Она смогла выскользнуть из его рук, смогла сосредоточиться. «Не вспоминай. Не смотри на него», – приказала Она себе. Что-то до невозможности простое нужно и можно сделать, чтобы проверить Кристалл. Чтобы успокоить себя! Или создать для себя новые трудности, выбор, тяжелее и ужаснее которого представить невозможно. Будь Она Джой, будь у Неё интуиция Джой, так бы Она и подумала. Но Она – не Джой! И ни о чём подобном думать не будет!
Опытный мужчина, одинокий, давно привыкший сам принимать решения, с Джой Ник терялся. Она, в какой-то момент он понял, что не специально, заставляла Ника то подниматься до звёзд, то опускаться на дно неуверенного отчаяния. Они промолчали всю дорогу до жилища Хома. Джой не произнесла ни звука. А он не мог найти нужные слова, не мог понять, что могло произойти. Он не чувствовал Джой, как – вот уж дурак! – успел привыкнуть её чувствовать. Но когда они переступили порог и Джой обернулась к нему… Её пальцы, вспоминая, осторожно, словно она боялась разбить его, ощупали лицо Ника. Потом, спускаясь ниже, неловко сжали горло… «Я никогда не смогу больше свободно вздохнуть», – подумал и готов был к этому – за неё он готов на всё, Ник. Но её руки упали к нему на плечи, локоны, всё ещё влажные от воды, холодили его грудь. Джой была ниже и её ноги оторвались от пола, потеряли опору. Ник – разве могло быть иначе – не дал ей упасть. Они провалились, упали вдвоём ввысь и даль, в свет и тьму, в конец и начало… Потом, вот уж неожиданно, Ник учил Джой целоваться. И она, повторяя «урок», покрыла лёгкими нежными прикосновениями-поцелуями всё, до чего он, умирая от желания, позволил ей прикоснуться. Утомившиеся, но не уставшие друг от друга, они, наконец, уснули. Нику снилось огромное светлое пространство. Он один на светлом, почти белом мелком песке. Небо тоже светлое, как лист старой, выцветшей бумаги. Где же Джой? Отныне и до конца своих дней он не сможет представить себя без Джой. Её не было. Но была тёмная точка. Ник мог бы поклясться, что не видел её. Точка издалека, от еле различимой линии горизонта стремительно приближалась к нему. Это была не точка! Тьма! Темно-синяя, почти чёрная густая краска заливала бумажное небо. Под ней темнел, становился похож на запёкшуюся кровь песок. Кровавая тень уже была у самых ног Ника. «Я совершенно голый», – внезапно почувствовал он. Из непроглядной черноты стремительно летела-падала на Ника мёртвая синяя птица. Он слышал свист безжизненных нераскрытых крыльев, сдавленный предсмертный клёкот-хрип. Вытянутые когти чешуйчатых лап устремились к Нику. Он инстинктивно прикрыл лицо локтем. Он не позволит себя убить. Сейчас – нет! Резко отбрасывая, сбрасывая с себя всё пугающее, чужое, Ник сел на постели. В развалюхе было пасмурно. Джой стояла в проёме низкой двери. Её фигура казалась угольно чёрной на фоне разгорающейся утренней зари. Она уже оделась. Но увидеть её крепкие, не по современной моде бёдра, округлые нежные коленки, изящные щиколотки, полную истомы грудь Нику не помешает никакая одежда. Она почувствовала его взгляд, повела плечами, отгоняя окутавшую душу тяжесть, резко обернулась. Разлетелись бесчисленной россыпью солнечных бликов локоны.