— Я… Со мной все в порядке, — пробормотала она внезапно пересохшими губами.
— Может быть, вы позволите мне войти? На маленькую чашечку кофе, — поспешно добавил он, увидев, как она запаниковала.
— Но…
— Вы знаете, живя в отеле, иной раз испытываешь безмерное одиночество, и так хочется, чтобы рядом оказался друг…
Он улыбнулся одной из своих знаменитых ослепительных улыбок, и Пиппа почувствовала себя побежденной. В конце концов, несмотря на всю его привлекательность, она не чувствовала ни малейшей угрозы от этого человека.
— Конечно проходите, пожалуйста, — проговорила она и посторонилась, впуская гостя в квартиру.
Когда он вошел, на Пиппу повеяло крепким, но приятным мужским ароматом. Не вполне осознавая, что делает, она глубоко вдохнула этот аромат, ошеломленная тем, что он пробудил в ней какие-то знакомые, но давно забытые ощущения.
— Пиппа, что с вами?
Мэтт стоял посреди гостиной, глядя на нее, как ей показалось, чуть насмешливо. Однако в этом взгляде было и еще что-то, чего не могла не заметить Пиппа. Это было словно отражение ее собственных смятенных чувств: в его взгляде желание смешивалось с таким мощным чувством некоего таинственного узнавания, что Пиппа едва справилась с охватившим ее порывом броситься к нему и крепко обнять.
— Вы тоже чувствуете это, правда? — прошептал он, удивленно приподняв брови.
— Что? Пиппа обхватила себя за плечи руками, словно отгородившись от него.
Он шагнул к ней, и ее глаза широко раскрылись.
— Между нами есть что-то… — глухо произнес он, — что-то, что мне трудно объяснить. У меня такое чувство, будто мы с вами встречались и раньше.
— Не понимаю, о чем вы говорите! — В голосе Пиппы послышался страх, она отодвинулась и прижалась спиной к стене. Если бы он решил теперь еще приблизиться к ней, она оказалась бы в ловушке между ним и этой стеной.
— Пиппа?
Он остановился и теперь смотрел на нее с беспокойством и будто бы в некотором замешательстве.
— Пожалуйста, не подходите ближе. — Эти слова дались девушке с трудом — ее теперь, как в лихорадке, била дрожь. Она испытывала одновременно и неловкость от нелепой ситуации, в которой они оба оказались, и ужас, вызванный страшными воспоминаниями, которые всегда мгновенно оживали в ее памяти, как только кто-то из мужчин пытался прикоснуться к ней. — Пожалуйста.
Уловив безумное отчаяние в ее взгляде, Мэтт инстинктивно отступил назад. Как бы не отдавая себе отчета в собственных движениях, Пиппа вытянула руку, словно пытаясь удержать его на расстоянии, а ее плечи ссутулились, будто она ждала, что он сейчас набросится на нее. Вместе с тем ему было до боли ясно, что ее испугал не он лично — Мэтт Джордан, — девушка пришла в ужас от того положения, в которое неожиданно для себя попала.
— Пиппа… все в порядке. — Интуиция подсказала ему верную мягкую интонацию. Он продолжал отступать от нее, открывая ей все больше пространства для свободного передвижения. — Хотите, я сварю кофе? — предложил он.
Ответа не последовало. Хотя девушка продолжала, не отрываясь, смотреть на него, ему казалось, что она его не видит. Мэтт был совершенно ошеломлен силой охвативших ее переживаний. Внезапно он сам испытал неведомое до сих пор ощущение — ему с невероятной силой захотелось защитить ее, захотелось, чтобы она принадлежала ему и он мог бы нежно о ней заботиться. Он понимал, что кто-то когда-то нанес ей страшную душевную травму, и от гнева и ярости у него перехватило дыхание.
Она выглядела такой ранимой и беззащитной, такой трогательной в своем плотно запахнутом стареньком халатике. Ее чудесные золотисто-рыжие волосы свободными волнами падали на плечи, окутывая их, словно дорогая шаль из золотых нитей. Кожа девушки была молочно-белой и самую чуточку веснушчатой, будто бы кто-то слегка провел по ее лицу кисточкой, на которую взял немного желтой пыли. На этом нежном лице светились темно-голубые, как у него, глаза, и в этих глазах сейчас отражались владевшие ею чувства, о глубине которых он мог только догадываться.
С того самого момента, как эта девушка появилась в световом пятне на сцене Конно, Мэтт определенно знал, что она непохожа на остальных. Теперь в его сердце возникло страстное желание обладать ею, но это было не обыкновенным влечением плоти, а каким-то другим, гораздо более глубоким чувством. Ничего подобного он до сих пор не испытывал, и это одновременно сбивало его с толку и волновало. Впервые за годы своей зрелости Мэтт не знал, что делать, и потому просто ждал, пока Пиппа придет в себя. Наконец она словно очнулась: