Глава 10. Если друг оказался вдруг
Дверь в квартиру Яна приоткрыта.
Залетаю, не разуваясь. Бардак. В нос ударяет стойкий запах спиртного, сигарет и грязной одежды. Повсюду раскидано шмотье: вонючие носки и рубашки свалены в углу в бесформенную кучу. На журнальном столике пустые упаковки из-под орешков и разорванные коробки с надписью «pizza». На полу штук десять-двадцать пивных бутылок. Какие-то стоят солдатами, а часть раскатались по нечистому линолеуму.
Подбиваю неровный строй носком туфли. Стекло звенит и раздражает.
Ян сидит на диване в трусах и майке. Вот это новость! Всегда идеально одетый с иголочки друг похож на законченного алкоголика.
— Зима, где Вика? — спрашиваю коротко и злобно.
Он прячет лицо в ладонях и едва заметно мотает головой. У меня по спине ползет стойкое ощущение предательства.
Подхожу ближе и наклоняюсь.
— Ян! Что случилось? Где. Моя. Жена?
Зима опускает руки и, вцепляясь в обшивку дивана, виновато прячет глаза.
— Прости, Марк. Я вернул ей память, — выпускает со вздохом.
Реакция опережает мысли. Подлетев, заряжаю ему кулаком в глаз. Зима заваливается набок.
— Бей, — хрипит он и не защищается. — Я виноват, я знаю.
Замахиваюсь снова, но кулак застывает у его щеки.
— У тебя ведь не вся память была, Ян! Сволочь! Ты совсем, что ли? За-аче-е-ем?! — говорю так громко и яростно, что изо рта вылетает слюна. Волосы падают на глаза, и я знаю, что у меня сейчас обезумевший вид.
— Мне пришлось, — стонет Зима и трет разбитую бровь и прикрывает затекший глаз.
Хватаю его за грудки и тяну вверх. Крупный Ян поддается. Его руки падают плетьми вдоль тела.
— Говори! — трясу, как сломанную куклу. Каштановые волосы выбираются из слабого узла и накрывают высокий лоб друга. Глаза блестят, как стекла. — Сука, говори! Ты же знаешь, что без меня ей не вспомнить остальное! Ты знал и все равно сделал! Это подло! Кто тебя надоумил?! Говори же, сволочь!
Не могу успокоиться. Швыряю его в проход между диваном и столиком. Зима не сопротивляется. Как пакет с мусором, влетает головой в ножку стула и сносит плечом пустые бутылки. Привстает на локтях и неуклюже перебирается вперед.
— Можешь убить, мне только легче станет, — говорит Ян горько. — Я искал ее. Три дня! Облазил весь город. Злота, тварь, как всегда — не дозовешься. Ма-а-арк, я никогда бы этого не сделал, если бы не нужда! — кричит он и, упираясь спиной в стену, подтягивает к себе колени. Похож на испугавшегося темноты ребенка.
Меня перекашивает от нелепой жалости. Убью!
Я подлетаю, готовый снова ударить. Горю и плавлюсь. Без последнего кусочка памяти Вика будет ненавидеть меня и никогда не примет. Гнев застилает глаза багровой пеленой. Буду лупить Зимовского ногами, пока не захрипит в предсмертных конвульсиях.
Еще рывок, и я уже готов к последнему шагу.
— Лиза пропала. Боюсь, что убрали ее, — говорит Ян и поднимает окровавленные глаза. — Мне нужен был суггестор.
Замахиваюсь. Ян опускает голову, позволяя волосам закрыть лицо, и готовится принять удар. Отступаю. Понимаю, что не смогу больше бить.
Трещит стена над его головой, и лопается кожа на моем кулаке. Знаю, что друг не предал бы нас. Не поступил бы так с Викой, ведь она для него тоже много значила. Случилось что-то серьезное, и взгляд Яна не врет.
Отодвинув ногой неопознанный хлам, падаю рядом. Ударяюсь затылком о стену, отчего перед глазами разлетаются разноцветные мотыльки.
— Выпить есть?
— На столе, — Ян показывает взглядом в сторону кухни.
Тяжело поднимаюсь и пробираюсь через завалы.
Глава 11. Двое — уже больше одного
Здесь тоже творится беспредел: посуды чистой нет, мойка завалена, мусор просыпался из ведра, на столе еще одна стоянка пустых бутылок. Среди них откапываю початый коньяк с пятью звездами на этикетке. Долго копаюсь в ящиках в поисках чистых стаканов. Решаю, что помыть будет быстрей.
Ополаскиваю руки, смывая кровь: сильно разбил косточки о стену. Быстро читаю ключ лечения, и раны затягиваются, а гематома растворяется, не успев проявиться. Выдраиваю засохшие стаканы. Для Яна достаю из морозилки кусок мяса и, снимая на ходу с сушилки полотенце, возвращаюсь в зал.