– Предпочитаю в такой туман тщательно смотреть, куда ступают мои ноги, чтоб опять не угодить с переломом. Пока что я плохо вижу даже собственные туфли.
Туман действительно выдался чрезвычайный. Неподалёку горела спичечная фабрика, и весь район словно накрыло серым одеялом.
Обогнув коттедж, инспектор и молочник оказались на заднем дворе. В вольере бесновались два ротвейлера.
– Заперто абсолютно всё, а это окно почти нараспашку, – отрапортовал констебль Митчел. – Позвольте мне первому, господин инспектор?
Настроенный без энтузиазма, Ларкинз позволил. Митчел поднял раму, сунул внутрь ушастую голову, затем всего себя. Лишь хорошенько оглядевшись, он приглашающе махнул:
– Можно!
По очереди все – Ларкинз, молочник, молчаливый сержант – влезли в окно и оказались в туалетной. Не обнаружив ничего интересного, отправились на изучение дома. Кроме, собственно, туалета и гостиной на обоих этажах все комнаты, включая кухню, были заперты. И даже вход на цокольный этаж сторожил амбарный замок. Сквозь замочные скважины людей, живых или мёртвых, не наблюдалось.
– Вы хорошо знаете мистера Уайта? – обратился инспектор к вьющемуся хвостом старичку.
– Я простой молочник. Где я, а где мистер Уайт…
– Но хоть что-то вы способны о нём рассказать? – начал закипать Артур. – Должен же быть от вас хоть какой-то толк.
Фермер нисколько не обиделся.
– Он успешный человек, занимается продажей китайского фарфора. Имеет жену и дочь. Правда, дочь я никогда не видел. Поговаривают, она уродлива с рождения и практически не выходит на улицу.
Так, за монологом молочника, они вернулись в гостиную. На сей раз Ларкинза привлекла криво висящая картина. В опрятной, со вкусом обставленной зале такая оплошность выглядела подозрительно.
Артур снял натюрморт. Оказалось, холст маскировал дыру, за которой просматривалось нечто. Ларкинз отогнул рваный край обоев, ещё раз вгляделся, после чего принялся пробивать стену ногой.
– Господин инспектор, мистер Уайт вряд ли одобрит! – испуганно предостерёг старичок.
– Посмотрим, – многозначительно ответил Ларкинз.
Шматы картона с обоями усеяли ковёр, глазам явилась комната непонятного назначения с парой кресел и закреплённом на штативе обрезком трубы. Пол комнаты начинался на уровне паха высокого Ларкинза. Из-за травмы Артур не мог взобраться в нишу, опершись на руки. Потому уже широко отвёл левую ногу, чтобы как следует ею замахнуться, как сзади послышалось:
– Позвольте мне первому, господин инспектор!
Ларкинз закатил глаза: право, Митчел, видящий в нём из-за перелома калеку, скоро допечёт заботой. Однако задранную как у пса конечность опустил, пропуская настыру вперёд. Спустя мгновение тот предсказуемо крикнул:
– Можно! – но совершенно неожиданно протянул инспектору руку.
Ларкинз крякнул.
– Что ты со мной как с девкой? – и, стараясь не кряхтеть, взобрался в комнатку.
– А вот я не откажусь от руки, прыть уже не та, – засуетился молочник.
– Вашей прыти может позавидовать кот, преследующий мышь, – скрипнул Артур зубами. – Стойте там, здесь нет места!
– Нет уж, позвольте, я понятой, – и старичок стал вскарабкиваться.
– Какое рвение, – устало вздохнул Ларкинз и одним рывком левой руки втянул тщедушного фермера. – А теперь хотя бы здесь стойте на месте. И не топчите!
Тем временем Митчел, сидя на корточках посреди комнатки, дёргал ручку лаза в полу.
– Закрыто изнутри, – констатировал он и, вдруг поведя носом, почти вплотную припал лицом к дверце: – Чувствуете запах?
Инспектор чувствовал: так пахнут новые уголовные дела.
– Как хотите, чем хотите, но вы должны это открыть! – приказал он маячившему в гостиной сержанту.
Тот умчался. Ларкинз опустился в одно из кресел. Труба на штативе пришлась ему аккурат в район рта.
Вскоре найденным в сарае топором сержант рубил пол вокруг замка́. Вместе с щепками комнатушку застилал вырывавшийся снизу запашок.
Наконец дверцу откинули. Смердящее нутро приглашало тусклым светом.