Выбрать главу

К вечеру Игнат приехал на свою станицу. Было уже темно. Но все-таки, когда он вышел из душного ва­гона, ему показалось так просторно, весело, свежо. Он осмотрелся кругом и взглянул вверх: небо темно-синее, и много, много светлых звездочек.

- Слава тебе, Господи, приехал, - вздохнув, сказал Игнат и пошел искать на дворе станции, нет ли знакомых мужиков. Стояло трое саней, и Игнат узнал бурую лошадку дяди Власа, который скоро вы­шел со станции и сразу узнал Игната.

- Земляк! ты ли это? Здорово, дружок, или со­скучился?..

- Здорово, дядя Влас. Уж так соскучился, беда! Не подвезешь ли меня, дядя, а то я из дому никого не вызывал, невзначай приеду.

-Садись, садись, довезу.

У дяди Власа лошадка была сытая, сани исправные; поставили сундучок, сели и поехали по гладкой про­селочной дорожке, сначала полями, потом лесом, и наконец стала видна и родная деревня. На горку Игнат слезал, чтобы лошадке было легче, но сердце его билось и он скорей, скорей хотел добраться до дому. Вдруг бурая лошадка шарахнулась, и вдали мелькнуло что-то черное. Остановили лошадь и стали вглядываться.

- Волк! - вскрикнули оба мужика. Действительно это был большой старый волк. Он мягкими большими прыжками скакал по полю прямо на Власа и Игната, который быстро вскочил в сани. Дядя Влас ударил кнутом свою усталую Буренку, но она не могла долго скакать, а волк приближался, и делалось страшно. Мужики начали кричать, думая испугать волка. Но он ничего не боялся, и уже видны были его белые зубы и вся его фигура.

Влас ударил изо всех сил свою бедную лошадку, а Игнат сбросил навстречу волка свой сундучок. Ло­шадка поскакала, а волк остановился, с удивлением рассматривая сундучок, и когда понял, что ему это не нужно, он медленно направился к лесу. Мужики вернулись и взяли сундучок, который отперся при па­дении, и кое-какие вещи выпали, пришлось их подбирать в темноте, зажигая спички.

Но вот приехали. Игнат выскочил первый из са­ней и сказал:

- Спасибо, дядя Влас, напугались мы с тобой.

- Не на чем, счастливо оставаться, - ответил Влас и поехал домой.

Игнат не сразу вошел. Он прежде посмотрел в окно, но оно замерзло. Тогда он тихонько отворил дверь и вошел в избу. Жена его сидела у стола и испугалась: кто бы мог так поздно вечером войти к ним.

- Игнат! - вдруг вскрикнула она и радостно броси­лась здороваться с мужем. Старуха-мать заворочалась на печке и спросонок долго не могла понять, что слу­чилось. Когда и она узнала сына, она хотела слезть с печи, но заохала и Игнат влез на лавку и поздоровал­ся с матерью. Дети так и не проснулись. Зато утром много было радости: Игнат роздал всем подарки, к чаю достал баранки, и рассказывал о своей жизни в Москве. Тут он вспомнил о гривеннике, который он спрятал в спичечную коробочку, и пошел его искать в своем сундучке. Но ни коробочки, ни гривенника он не нашел.

- Видно выскочил мой гривенничек из сундука, когда я сбросил его с саней, и сундук отперся. А жаль! хороша была монетка! Теперь в снегу ее не найдешь.

Погоревал Игнат, да и забыл о своей пропаже. Хотел Игнат кое-что поработать, чинить избушку, обкла­дывать ее соломой, чтобы теплее было, а в воскресенье, выпросив у соседа санки с лошадью, поехал в город на конную покупать и себе лошадь. Взял с собой сына, Петьку, который надел свою новую шапку, вообразил себя молодцом и просил у отца вожжи попра­вить самому лошадью.

И зажил Игнат дома, хозяйничал и исправил все дела.

______

Наступила ранняя весна, снег растаял, по дорогам была грязь и лужи, и ходить было трудно.

На деревне жила старушка, Прасковья Тимофеевна, вдо­ва священника. У неё была дочь, уже не молодая девушка, и только еще собачка, шавка, такая же старая, как и попадья Прасковья Тимофеевна, которая спасла шавку от смерти. Идет она раз около канавы, слышит, что-то пищит; посмотрела, видит щенок, лапка у него одна сломана, сам весь мокрый, холодный. Взяла его старая попадья и принесла домой. Накрыла шерстяным платком, напоила теплым молоком и забинтовала лапку. Шавка выздоровела, выросла и очень привязалась к Пра­сковье Тимофеевне. Куда бы она ни пошла, шавочка за ней. А дом так хорошо караулила, что никому и подойти не давала.