Я брезгливо отдёрнул руку, словно от чумного больного, и спокойно продолжал смотреть, как она умирает. Наконец-то эта безумная агония прекратилась, глаза сестры вздрогнули в последний раз, и её дыхание остановилось. Столь юной и измученной она обрела вечный покой и подарила мне мимолётное облегчение. Я опустил её веки, и, любуясь умиротворённым нежным личиком, укрыл одеялом.
- Спи, моя возлюбленная сестрёнка, крепко спи, и не знать тебе более земного холода и грусти...
В столь трогательный момент расставания, я прилёг рядом с её обездвиженным телом, легонько приобнял и поцеловал в тонкую, ещё тёплую, шею. Я вспомнил, насколько она мила и ранима, и как отчаянно-верно хранила то, что считала достойным.
- Я так вымотан, так обессилен, моя маленькая сестрёнка, давай же отдохнём, наберёмся сил. Я люблю тебя всем сердцем так давно, что сам уж не помню, как сильно, или что вовсе и не любил никогда, и потому я прощаю тебя. Ты заплатила равноценно за свой нечаянный грех. И коль поклялась ты на смертном одре приглядывать за мною, то знай, что ты не одинока более, и я всегда буду с тобой, а ты со мной.
Я тихо нашёптывал ей ещё что-то, сейчас и не вспомнить, что именно, но то сокровенное, о чём обычно молчат, считая слишком глупым и неуместным.
А потом всё резко погрузилось во тьму.
Публично обнародованная причина безвременного ухода сестры вызвала всеобщее удивление и сняла с меня всяческие подозрения. Коронер беспристрастно вынес заключение: обтурационная асфиксия. Мои честь и положение были восстановлены, но ощущение тяжести не покидало меня. Был ли я виновен? Мог ли я что-то сделать? Вероятно да, но не хотел. Я страстно желал лишь одного - её полного исчезновения. И моё желание осуществилось таинственным образом. Моё желание убило её... Такой нелепый несчастный случай, хотя когда они бывают уместными? Лукавые проделки слепой судьбы? Божье наказание? Так почему же всё так получилось? Та розовая жемчужина в бокале украла её дыхание. Маленькое зло повергло огромное, подобно тому, как Давид поразил Голиафа. Сестра так непримиримо боролась за свободу иллюзорную, что отвергла настоящую: она была рождена, опутанная цепями гордыни, и они сломали ей кости.
Её бережно похоронили в белом, подобно невесте, прекрасной, словно отравленная дьявольским яблоком королевна. Я наклонился и незаметно положил вторую жемчужную серьгу в гроб, тем самым отняв её последнюю надежду на обретение свободы. Когда гроб опустили глубоко в землю и кладбищенские работяги взялись за лопаты, мне отчаянно захотелось плакать. Всё же я крепко любил её...
Молодой человек закончил свой рассказ длиною в целую жизнь и пристально взглянул на куклу.
- Но она воскресла... Ты воскресла! Ну, ничего, я смог однажды, смогу и теперь. Я обрету свою свободу, а ты останешься в земле! Злобные огоньки полыхали в глазах её брата, подобно безумному омерзительному карнавалу мелких бесов, и я понимала, что он задумал что-то недоброе. Он грубо, с особой брезгливостью, швырнул меня в мешок, словно комок придорожной грязи, и я больше ничего не видела, не слышала и не могла пошевелиться. Этот день длился очень долго и, казалось, ему не будет конца...
Часть третья. О белой змее и о чёрной ласточке.
Часть третья.
О белой змее и о чёрной ласточке.
Осень мягкой поступью, неспешно, но своевременно пришла в наш город и лукавым взглядом окинула свои владения. Осень - полноправная царица и безоговорочная владычица своего сезона, вальяжная дама преклонных лет в бархатном пальто рыжеватых оттенков. Она кутается в него неуютно, выдыхая первые облачка пара. В одной руке осень держит медную флягу с дымящимся, горячим какао, смешанным с терпким виски, а в другой - вязанку потрёпанных, позабытых книг. Это её любимые книги и она перечитывает их каждый раз, наведываясь к нам в гости. И с каждым её визитом книги обрастают новыми страницами.
Она смело ступает по дорожкам, по-хозяйски, с особой гордостью, а шлейф её мягкого пальто собирает палые, жухлые, шелестящие листья и становится всё длиннее. Осень - настоящая женщина в каждом своём проявлении: мягкая, но мудрая, часто плаксивая, прохладная, а в чём-то даже жестокая. Но она щедра и всегда приходит не с пустыми руками, а с чудным подарком - последними тёплыми деньками. Бархатный сезон - её пальто - лёгкое, ненавязчивое напоминание о безумных, жарких летних ночах и послеполуденном зное.