Фигуры на местах. Игроки на позициях. Подготовка идёт безукоризненно, но дальше… дальше потребуется уже настоящая виртуозность.
Он знал, как всё будет. Он просчитал каждый ход, поступок, решение. И даже если что-то пойдёт не так — ведь нельзя не допускать такой возможности, даже мастера имеют право на ошибку, — у него есть возможность это исправить. Нет, он вмешается совсем чуть-чуть, он не откажется от своего намерения руководить издалека… наблюдать. Просто наблюдать — до поры до времени.
Но подкорректировать кое-что, самую капельку…
Это ведь не нарушит правил.
Остался всего один ход…
Зашуршала дверная ручка.
— Входи, Альдрем, — бросил он.
Старый слуга ступил в комнату тихо и осторожно. Худой, как жердь, седой, как лунь, морщинистый, как печёное яблоко, — идеальное воплощение доброжелательного дворецкого, который всю жизнь провёл в чинном подношении овсянки. Из-под тёмного сюртука сверкали белизной кружевные манжеты и вычурный воротник рубашки, и лишь чёрные перчатки без пальцев немного выбивались из образа.
— Вы в порядке, хозяин? — в почтительном тоне слуги читалась хорошо замаскированная фамильярность очень старого знакомого. — Говорили, что вернётесь днём…
— Решил проследить за всем до конца. Это не повторится, не беспокойся. Как мой морок?
— В точности подражал вам. Превосходная работа.
— Можно подумать, это до сих пор тебя удивляет.
Слуга приблизился. Его шаги эхом отдавались от паркета: просторная комната почти пустовала, а немногочисленная обстановка была скромной до аскетизма.
— И как всё прошло? — спросил Альдрем.
Его господин улыбнулся:
— Точно по плану.
Он всегда всё рассказывал Альдрему. В конце концов, когда у тебя нет благодарного слушателя, которому можно всё рассказать — не получаешь полного удовольствия от того, что делаешь.
И играть далеко не так весело.
— Радостное известие, — сказал слуга невозмутимо. — Значит, теперь… основной этап?
— Он самый. И до него осталось совсем немного.
— А вы уверены, что…
— Я знаю.
Альдрем склонил голову:
— Отдых вам не помешал бы.
— Да, ты прав. Скоро пойду.
— Что-нибудь нужно?
— Подкинь поленьев. И… бренди.
Слуга согнулся в поклоне, медленно выпрямился и последовал к двери, — а он остался, неподвижно глядя на догорающий огонь.
Вы сделаете всё, что должно. Всё, что от вас зависит.
И вот тогда…
Его губы вновь тронула улыбка.
…да.
Тогда-то и начнётся истинное веселье.
Глава вторая. Немного о паладинах
— Я сказала, иди к цвергам! Непонятно?
Крошечный всадник, стоя у золотистого пунктира границы, сложил руки крестом, выражая решительный отказ.
— Через Равнину? Подумаешь, как страшно! Ты рыцарь, в конце концов, или кто?
Всадник помотал головой, и плюмаж на игрушечном шлеме меланхолично качнулся.
Лёжа на животе поверх одеяла, Таша с высоты своей кровати обозрела карту, разостланную на полу. Фарфоровые куклы разбрелись по ней кто куда: размером не больше фигурок для аустэйна*, но сделанные со всей искусностью игрушечных дел магов. Крошечный цверг с киркой наперевес, прекрасная альвийка в шёлковых одеждах, красавица-княжна в золотом платье — и рыцарь на белом коне.
(*прим.: игра, аналогичная шахматам (алл.)
Совсем таком, как Ташин Принц.
Вышитая по ткани карта была настолько большой, что Таша могла в неё целиком закутаться. Пестрели яркие нити лесов, озёр, речушек и золотистой ленточки Долгого тракта: долина Аллигран во всей красе. Три королевства — цвергское Подгорное, альвийское Лесное и людское Срединное, делившееся на четыре провинции. Их опоясывало бурое кольцо гор, на юге уступавшее морской синеве, а за горами начинались Внешние Земли, дикие и неисследованные. Их на карте уже не было, но Таша о них знала — и знала, что туда соваться не стоит. Там одни только жуткие твари и водятся, ещё похлеще драконов.