Лошадь бежала споро. Телега стала легче, и дорога вела к дому. Убийцы сидели рядом, устремив взгляд вперёд. На обочине то там, то сям лежали развязавшиеся мешки, а выпавшие из них куклы таращили круглые зрачки и кривили улыбкой нитяные рты.
– Что? – спросил Чифт, когда уставшие сыновья ввалились в сени.
– Готов.
– Рата?
– Её нет дома.
Старик замахнулся на рыжего, который сказал это весело.
– Я что приказывал? Удавить её, а дом поджечь!
– Зачем поджигать, отец? – Кост подтолкнул младшего брата в комнату, опасаясь, что его ухмылки окончательно разозлят Чифта, – кукол нет, а огонь может перекинуться, и заполыхает вся улица.
– Не твоя забота. Потушили бы, зато подумали, что Рата угорела. А теперь чего? Если разболтает кому, что мы знали, каких кукол продаём, не отопрёмся.
– Отопрёмся, – выглянул из комнаты рыжий.
Кост пригрозил ему кулаком и сказал отцу:
– Пойду, покараулю Ратку около дома.
Напрасно он дожидался. Кукольница сидела в подвале сыска. Сыновья Чифта ещё не вернулись, когда она, утомлённая бессонной ночью пришла к Шотсу. Офицер взял кукол и, не предлагая денег за работу, стал вертеть игрушки, стараясь понять, что в них волшебного.
– Заговор надо знать? – спросил он потупившуюся Рату.
– Какой заговор, господин офицер? – удивилась женщина.
Шотс мял куклу, крутил ей голову, ручки, но ничего не происходило.
– Фальшивку подсунула! – возмутился он и, заметив испуг в глазах Раты, вскочил с места, – а я вот сейчас в твоём дому погляжу на других! Эй! Кто-нибудь! отведите подозреваемую в подвал.
Он не нашёл игрушек в доме, пропал и Огун, всё это было подозрительно. Обозлённый Шотс держал Рату в темнице, требовал объяснить, как волшебные куклы готовят еду. Женщину морили голодом, в надежде, что она «прикажет» кукле накормить её, воды давали мало.
Рата беспокоилась о муже, который, по словам Шотса, не вернулся домой, умоляла отпустить её. Тщетно. Что она могла рассказать? Какие секреты? Если раскрыть обман, признаться, что вместо песка в игрушке должна быть крупа, то смерть грозит не только ей, Чифту, Огуну и многим, кто покупал у Чифта кукол, но и тем, кто, рискуя, утаивал часть урожая и продавал ей крупу для игрушек. Твердила, что куклы не волшебные, годятся лишь для забавы. Шотс не верил.
***
Огун открыл глаза и увидел себя в просторной светлой комнате. Ничего не болело, в теле ощущалась непривычная лёгкость, в то же время мужчина чувствовал в себе недюжинную силу: вот, шевельнёт сейчас пальцем и всё вокруг рухнет в то же мгновение. Огун, как ни странно, не лежал, а стоял перед двумя сидящими в креслах женщинами. Одна была рыжеволоса, вторая чёрная. «Как сыновья Чифта», – подумал Огун. Лица у обеих были землистого цвета, а глаза, как угли. Кресла, на которых восседали незнакомки, можно было бы назвать двойным троном, если бы не оформление в виде коряги, причудливое, но изящное.
– Ну что, красавчик, – смеясь заговорила рыжая, – тебе лучше?
– Кто вы?
– Он ещё и вопросы задаёт, каков нахал! Ты слышала, мамуля?
В другое время Огун удивился бы, ни одна из дам не выглядела старше, скорее походили на сестёр, но сейчас ему было не до наблюдений.
– Где я?
– Не хочешь узнать, что с тобой? – сказала чёрная таким голосом, что мороз должен бы пробежать по коже, но Огун ничего не чувствовал.
– Что же?
– Тебя уби-ха-ха-а-ли, – захохотала рыжая, подскакивая на пеньке, – у-би-ли.
– Кто? Как? – мужчина отшатнулся, ощупал себя, не веря ей.
– Тебе лучше знать, с кем ты приехал на болото. Скажи спасибо, я вовремя нашла твой труп.
– Ты меня вылечила?
– Ха-ха-ха! Он глупец!
– Прекрати! Угомонись, говорю тебе, – строго велела ей мать и обратилась к Огуну, – Я лимнада Вархинья, моя дочь – Гмена. Как твоё имя?
Он назвал себя.
– Ты мёртв, Огун. Здесь ты можешь находиться сколько угодно, нам нужны работники. А там, – она указала наверх, – только три дня. Есть у тебя незаконченные дела?
– Я бы хотел проведать жену, – он помялся, потом договорил, – предупредить, чтобы не доверяла Чифту.
– Любишь её?
– Да, – твёрдо сказал Огун, но тут же понял, что никаких чувств не осталось в сердце.
– Странно, – Вархинья, задумавшись, чуть притушила огонь в глазах.
Стало заметно, что они чернее золы, а не красные, как сначала казалось.
– Обычно люди после смерти забывают тех, кого любили, – она повернулась к дочери, – ты, проказница, что-то лишнее наколдовала?