- Девочка, - пробормотал я, вымученно улыбаясь. - Мне показалось, она... да нет, ничего особенного... Я, пожалуй, пойду?
Я уже раскаивался в том, что заговорил со стариком.
- Нет, нет, отчего же, - возразил тот неожиданно сочным голосом. Присаживайтесь, молодой человек. Ведь вы именно за этим подошли?
Я хотел энергично помотать головой. Я хотел выкрикнуть: "Нет! нет! совсем не за тем!" Но вместо этого я послушно присел на краешек красного пластмассового креслица, тоскливо предчувствуя неприятный, тягостный разговор. Я чувствовал, что подпадаю под власть этого странного старика, впившегося в меня своими серыми глазами-моллюсками. Я не смел шелохнуться под его взглядом.
- Девочка? - переспросил старик, с легкой гримасой брезгливости на худом вытянутом лице придвигая к себе бумажную тарелку. - Вы подумали, что это - девочка?
Я непонимающе взглянул на него.
- Вы подумали, - с напором повторил старик, отпихивая тарелку, - что ЭТО - девочка? Какая гадость!
Последние слова относились к растерзанной курице.
- Никто! - с горечью воскликнул он, - никто не может отличить ее от настоящей!
Он налил себе из бутылки и тут же с отвращением оттолкнул от себя бокал, выплеснув красное вино на пластик стола.
- Выслушайте меня. Выслушайте меня, и вы все поймете.
Мне вовсе не хотелось выслушивать его старческие признания, но я не мог ничего поделать с собой.
- Если хотите, я покажу вам справку, что я не сумасшедший, - начал он, - хотите? - Старик полез во внутренний карман своего пиджака, но вместо справки достал из него костяную расческу и принялся оглаживать ею свои жидкие седые волосы. - Ну, похож я на сумасшедшего? - спросил он, пряча расческу и жадно ощупывая меня глазами-слизняками.
Я неопределенно покачал головой.
- Так слушайте! - воскликнул он. - Я кукольник. Кукольник. Вы понимаете, что это такое, молодой человек? Нет, я вижу, вы не понимаете! Вы даже представить себе не можете, что это означает. Это власть. Вы берете любой материал: пучок соломы... сломанный карандаш... рваную тряпицу... и делаете из него маленькое чудо. Даже если ничего не оказалось у вас под рукой... какая безделица! настоящий мастер не остановится ни перед чем! смотрите! - он схватил себя за длинные, тонкие пальцы и принялся с хрустом ломать и сплетать их в узлы. Мне показалось, он вывихнул себе все суставы, но когда он закончил свою невиданную лепку, я едва не вскрикнул от удивления: маленькая купальщица, стыдливо прикрывая наготу локтями, предстала передо мной. Тут же она распалась, и перед моим лицом опять замелькали бледные артистические пальцы гениального кукольника.
Старик продолжал:
- Видели бы вы мою мастерскую! глубокий подвал каменного средневекового дома... тяжелые бордовые драпри по стенам... всенощные бдения при ярких свечах... Я всегда работал при свечах. Я изготавливал кукол для детских театров и для частных коллекций... Ко мне приезжали со всего мира истинные знатоки и ценители кукол... Я был счастлив. Счастлив, пока в моем подвале не появился этот ужасный человек с большим кожаным баулом. Он назвался детским хирургом, и он принес мне мертвую девочку.
При этих словах я вздрогнул и невольно взглянул на девчушку за его спиной: она сидела на корточках, с любопытством нас разглядывая.
Старик схватил меня за руку и, припав ко мне, горячо зашептал:
- Вы правильно все поняли, молодой человек... Эта девочка была его единственной дочерью. Он оперировал ее, и она умерла под его скальпелем. Понимаете? Он пришел ко мне, чтобы я вернул ей видимость жизни... чтобы я сделал из нее куклу... говорящую куклу... Это он! он задумал чудовищное оживление! Обмануть... обмануть свою старуху мать - вот что замыслил этот безумец! Он оставил мне задаток и обещал прийти назавтра утром.
- И что же вы? - через силу спросил я.
- Что я? - горестно повторил старик. - Я выполнил его желание. Не будь я кукольник, если я не вложил в эту работу всю душу! Едва отец девочки оставил меня, я принялся за дело: положил голое тельце на стол для бальзамирования, обмыл его холодной водой и острой бритвой провел длинный надрез вдоль левого бока, от нижнего ребра до тазовой кости. Через этот надрез я вытащил легкие, желудок, печень и кишочки. Взамен я вставил туда часовой механизм. Он заполнил все пространство грудной клетки и брюшной полости. Вскрыв черепную коробку, я заменил головной мозг на механизм, регулирующий вращение шеи и глазных яблок. Крошечный рычажок управления я вывел на затылок, защитив его хитроумной крышечкой и замаскировав волосиками. Скажу, не хвастая, мне удалось сделать невозможное: я добился сохранения всех жизненных соков мумии, благодаря этому она и выглядит совершенно как живая. Была глубокая ночь, когда я стянул края надреза вместе и зашил его суровой ниткой. Мертвая девочка лежала передо мной на столе, такая же недвижная, как и в самом начале. Но теперь... стоило мне повернуть потаенный рычажок у нее на затылке, и она оживет... откроет глаза... произнесет свои первые слова... Произнесет ли? Внезапное сомнение охватило меня: а вдруг все мои расчеты окажутся неверными и она даже не пошевелится? Плохо соображая, что я делаю, я отыскал брошенный в угол баул, на дне которого валялась скомканная одежонка девочки, натянул на голое тельце трусики и платьице, обул ножки в сандальки и, посадив девочку на столе для бальзамирования, повернул рычажок. Ничего не произошло. Я отпустил ее - она продолжала неподвижно сидеть передо мной, свесив ножки с высокого стола. Она и не думала оживать! Я представил себе, каким будет лицо ее отца, когда он поймет, как жестоко ошибся во мне, и громко засмеялся. Стоя посреди мастерской, я хохотал, как сумасшедший. Затем, обессиленный, свалился на лежак и впал в оцепенение. Сколько я проспал? Не знаю. Придя в себя, я сразу взглянул на стол для бальзамирования. Стол был пуст. Я обошел всю мастерскую... я заглядывал за драпри... я обыскал все кладовые и чуланы... девочки нигде не было. Меня окружали только бездушные фарфоровые куклы с мертвыми улыбками на мертвых губах. Они словно бы издевались надо мной. Тогда я схватил большой молоток, которым насаживал шестерни на ось, и принялся крушить то, что еще совсем недавно составляло мое счастье... Я поранил руку фарфоровым осколком, и это немного отрезвило меня. Пока я заматывал руку тряпкой, на лестнице послышались тяжелые шаги; я торопливо спрятался в кладовую и через приоткрытую дверь увидел, как в комнату входит отец девочки. Он огляделся, громко чертыхнулся и бросился к телефону. Из его разговора я понял, что он решил, будто бы я сбежал с его дочерью. Через знакомого психиатра он вызвал бригаду для поимки опасного больного. Так он выразился. Он объявил меня сумасшедшим! Когда за высоким окошком прошумела отъезжающая машина, я выскользнул из своего укрытия, сунул в карман все свои наличные деньги и, поднявшись наверх, задними дворами вышел на улицу. Я оставил дом и отправился на поиски своей девочки. Много дней прошло, прежде чем я случайно увидел ее издалека. Я позвал ее, но она даже не подошла ко мне. Ведь кто я был для нее? незнакомый старик, обросший щетиной. Я хотел догнать ее, но она словно бы играла со мной: то подпускала поближе, то отбегала на несколько шагов. Это преследование продолжалось еще несколько дней. Наконец мне пришло в голову, что ее пугает мой внешний вид; я зашел к парикмахеру, сменил одежду в супермаркете и стал совсем другим человеком. Моя девочка дожидалась меня у дверей, она словно бы уже привыкла к моей постоянной близости и не могла обходиться без нее. Кроме того, пришла пора заводить механизм. Да и некоторый ремонт ей бы не помешал. Понимаете? - Старик усмехнулся. - Вот так я и гоняюсь за ней по всему городу. Она хитрая... никогда не подпускает меня ближе, чем на несколько шагов... не верит мне. Вот смотрите, - он наклонился и поманил девочку пальцем. Девочка испуганно покачала головой. - Видите? - удовлетворенно произнес старик. - Я же говорил вам, что она нуждается в ремонте. Всего-то и почистить несколько шарниров... там, на шее, под волосиками, у нее есть такая маленькая крышечка... о, совсем незаметная: я хорошо знаю свою работу... пара шурупчиков... пружинка...