Энтузиазм, проявляемый Дионом, его готовность во всем помогать нацистам способствовали тому, что он получал более теплую одежду, лучшую еду, время от времени – сигареты и коньяк; он даже мог посещать бордель, организованный нацистами, куда они пускали и особо отличившихся коллаборантов. Если бы у Аркадия спросили, он бы признался, что, подобно другим членам зондеркоманды, не имеет планов на будущее, а лишь старается прожить хотя бы еще один день.
Дион умер тогда, когда, докурив сигарету, отправился собирать трупы, чтобы перетащить их в топки крематория. Схватив за ногу мертвую женщину, он дернул ее, высвобождая из пирамиды лежащих сверху почерневших и посиневших трупов, и вдруг узнал в ней свою невесту. Нет, она не хлопотала дома о его освобождении. Она сама была узницей… а теперь стала мертвой узницей. Дион не мог успокоиться. Он рыдал и бушевал до тех пор, пока эсэсовцы, потеряв терпение, не избили его до полусмерти. Лицо венгра превратилось в месиво. Дышал он с трудом, со свистом. Воздух едва проникал в легкие, сжатые сломанными ребрами.
Дион валялся так до конца смены, а вокруг его тела образовалась лужа быстро стынущей крови. Вечером другие члены зондеркоманды, работавшие вместе с венгром, подняли его на руки, отнесли в барак и положили там на полу. Он лежал, никому не интересный, пока его стоны не разбудили соседей по бараку. Тогда они ударами ног заставили венгра замолчать.
Когда закончилась смена Аркадия и он вернулся в барак, ему с первого взгляда стало ясно, что долго Дион не протянет. Аркадий все же оставался в душе врачом. Клятвы Гиппократа он, конечно, не давал, но знал, что делать, и начал действовать. С помощью пачки сигарет Аркадий подкупил одного из капо. Ему принесли чайник горячей воды. Разорвав постельное белье на полосы, Аркадий промыл раны на лице и теле Диона так тщательно, как только смог. Нос венгра был сломан. Сжав ребрами ладоней нос, Аркадий рывком поставил хрящи на место. Дион застонал, но не очнулся. Скомкав хлопковые нити в небольшие шарики, Аркадий окунул их в воду и промыл места, где венгру выбили зубы из десен. Он засунул другие маленькие хлопковые комки Диону в рот, чтобы остановить кровотечение. Решив, что больше все равно сделать не сможет, Аркадий вымыл окровавленные руки остатками теплой воды и поднялся на ноги. Только теперь он заметил, что за ним наблюдают.
Кончик сигареты тлел во тьме.
– Ты врач? – спросил по-немецки мягкий голос.
Аркадий отрицательно покачал головой:
– Нет, я крестьянин.
– Ты должен понимать: врать мне – это глупо.
Аркадий пожал плечами.
– Я учился на врача… почти пять лет, но потом началась война, и ваши закрыли все университеты.
– Как тебя зовут?
Аркадий, не задумываясь, назвал порядковый номер, вытатуированный у него на руке. Его быстро научили поступать так, имея дело с эсэсовцами.
– Нет, – произнесла тень. – Я хочу знать, как тебя зовут.
– Аркадий Кулаков. А вы?
Тень выступила вперед и протянула ему руку:
– Доктор Дитер Пфайфер. Так ты владеешь скальпелем?
Аркадий рассмеялся.
– Вы дадите мне скальпель?
– А тебе этого хочется?
– Вы доверите мне скальпель?
– Доверие надо заслужить.
Врач докурил сигарету, выбросил окурок, зажег другую и протянул ее Аркадию.
– Мне нужен ассистент для помощи в моих исследованиях. Патологическая анатомия, анализ крови, вскрытие…
– Спасибо, но при всем уважении мне бы не хотелось работать на нацистского врача.
Немец, прищелкнув языком, нахмурился.
– Возможно, так оно и есть, но я предлагаю тебе спасение от смерти, бессмысленной, мучительной смерти, которая для тебя не за горами.
Пфайфер понизил голос и склонился к Аркадию так, чтобы другие заключенные, наблюдавшие за ними со своих нар, не смогли подслушать.
– Это не первая зондеркоманда и не последняя. Через месяц тебя казнят, а на твое место поставят другого, если, конечно, ты вообще протянешь так долго.
Внезапно врач подался вперед и схватил Аркадия за отворот его шинели, которую тот носил поверх полосатой лагерной формы. Рванув ткань в сторону, немец увидел розовый треугольник, пришитый к робе над сердцем.
– Твои товарищи знают, из-за чего ты попал сюда?
Теперь немец говорил громче, и скрывавшиеся в сумерках члены зондеркоманды могли без труда уловить то, что он говорил.
– Думаешь, они проявят снисходительность? До тебя здесь был другой. Заключенные вывели его на чистую воду. Поверь мне на слово: его смерть была ужасна даже по меркам этого ужасного места.
Аркадий покраснел. В нем боролись злость, чувство попранного достоинства и… страх.