пенсионеры, они брали по четвертинке. "Может, потом второй раз приходят, а, может, тянут весь день свои двести пятьдесят граммов от скуки, одиночества". С некоторыми он даже здоровался за руку, а один все предлагал ему вместе посидеть. Геннадий Сергеевич ни с кем не хотел общаться, люди раздражали, но это сейчас, а сразу после случившегося он просто ненавидел всех. Однажды в магазине до него случайно дотронулась пожилая женщина, и он закричал: "Не дотрагивайтесь до меня". Старушка стала извиняться, а он выскочил из магазина, ничего не купив. "Люди не виноваты, что у меня такое случилось, у каждого своих проблем хватает! Что я на других зло срываю!" После этого случая стал немного спокойнее, контролировал себя.
За кассой в магазине сидела та, что с ним не здоровалась. И тут Геннадий Сергеевич осознал, что, когда она за кассой, то в этот день он не произносит даже слова "здравствуйте", вообще не говорит ни с кем слова! Решил, что так можно далеко зайти, надо исправлять ситуацию.
Вернулся домой, подогрел вчерашний суп, вылил его в тарелку. Кастрюлю вымыл и начал готовить точно такой же куриный супчик. Порезал хлеб, лук, налил пятьдесят граммов, сказал: "За все хорошее!". Раньше выпивал молча, решил исправляться и говорить вслух. По телевизору шло политическое шоу, лучше это, чем какой-нибудь мелодраматический сериал. Воспитанный на классике, он не воспринимал современное телевизионное кино: ходульные герои, заранее известные развязки. Но приходилось смотреть все, телевизор работал весь день, так ему было легче, казалось, что ни один. У него была обыкновенная домашняя антенна, шло только три канала, особого выбора не было. "Надо говорить, иначе дойду до нехорошего". Начал высказывать вслух свое мнение по поводу политических дискуссий на телевидении. Теперь, когда он привык к водке, сразу после первой рюмки становилось легче, не так безнадежно. "Живу! Может, лучше руки бы на себя наложил! Елена бы осудила... Суди! Ты же все сама решила, меня выкинула из жизни!" Он вспомнил, как заплакал в роддоме, когда медсестра сказала, что малышка умерла. Зашел под лестницу и плакал навзрыд, закрывая руками рот, чтобы никто не слышал. Только через полчаса сумел написать записку жене: "Ленуся, любимая моя! Ты так нужна мне и Ленчику. Вместе мы переживем это горе".
***
Он все время надеялся, что жена с сыном дадут о себе знать, все ждал телефонного звонка, но никто не звонил. После первой рюмки уже мог есть, до этого ничего не лезло в рот. Доедал вчерашний суп и одновременно готовил новый, точно такой же на завтра. Делал все добросовестно, не торопился. Куда торопиться? Надо время убить и уложиться в полторы бутылки. Уборкой квартиры он занимался ежедневно. Мыл пол, вытирал пыль, ни одной пустой бутылки в квартире не было. Он боялся, что вернутся жена с сыном, а у него пустые бутылки, а еще хуже - умрет, взломают квартиру и скажут потом: "Допился забулдыга". "Не дождетесь!" - сказал вслух, будто кто-то с ним спорил. Убрал квартиру, снова выпил пятьдесят граммов. По телевизору шла реклама банка, знаменитый актер рассказывал, как он берет кредит, как удобно!
- Зачем они за подобную рекламу берутся! Людей в долги вгоняют! Денег им все мало. Кому горько надо, тот сам дорогу в банк найдет,- он никак не мог понять, что богатым и знаменитым было все мало и мало денег.
Закончил уборку, время тянулось медленно. Раньше, когда жил с семьей, время неслось с невероятной скоростью. Понимал, что необходимо искать работу, деньги заканчивались. Пытался экономить, но траты на водку и сигареты были большими. Он перестал платить за интернет, но не из экономии. После того, как пропали жена и сын, он через различные сайты пытался разыскать людей, родные которых попали в подобные истории. Чуть с ума не сошел, люди такое рассказывали!
Решил пойти купить газету с объявлениями о вакансиях. Хотел найти такую работу, чтобы пришел, выполнил необходимое и ушел. "Пить надо бросать", - думал, но не знал, как жить, если этой пьяной дымки не будет. Газета оказалась толстой. Обрадовался, значит, много предложений о работе. Больше всего требовалось продавцов, менеджеров и водителей. Ничего подходящего для себя не нашел, стал вновь пролистывать газету. И тут наткнулся на объявление: на время декретного отпуска в редакцию газеты требовался корректор, оклад двенадцать тысяч. "Как они человеческий труд оценивают? Тот, кто миллион в месяц получает, как уж должен работать!" Позвонил по указанному телефону, договорился о встрече на завтра. Утром побрился, принял душ, надел костюм. Посмотрел на себя в зеркало. Брюки, после того, как он затянул их ремнем, сидели плохо, сильно похудел.
- А вы же не работали корректором? - посмотрев его трудовую книжку, спросил редактор.
- И что? Мало ли кем я не работал! Образование у меня филологическое, можем посостязаться в грамотности!
-Можем! Я тоже филолог по образованию. Садитесь за мой стол, на ноутбуке открыт текст, статья в номер. Это я писал. Найдете ошибки, возьму корректором!
- Найду! - пообещал Геннадий Сергеевич, он хорошо знал свои возможности. Вычитывая материал, почувствовал удовольствие, давно не соприкасался с русским языком. Ошибки выделял красным, нашел пять орфографических и четыре пунктуационных, а два предложения ему не понравились стилистически.
-Будем проводить работу над ошибками? - спросил Геннадий Сергеевич, он знал, что нельзя так говорить с работодателем, но такой уж был характер, не мог раболепствовать, заглядывать в глаза.
- Посмотрим! - редактор сел за свой стол и, увидев, выделенные красным ошибки, подумал, что претендент на вакансию не подойдет. Корректор, которая ушла в декретный отпуск, всегда говорила, что в его статьях нет ни одной ошибки. Он очень гордился знанием русского. Последние два номера газеты он вычитывал сам, не удавалась найти корректора на такую маленькую зарплату. Геннадий Сергеевич стоял над редактором, объяснял свою правку. Редактор вынужден был согласиться, но был очень расстроен, а на счет двух запятых стал спорить, что поставил тире вместо запятых потому, что имеет право на авторские знаки препинания.
- Да бросьте вы, какие авторские! Что вы Лев Толстой или Солженицын? Элементарные статьи. Вы их автор, но не тот автор, чтобы не соблюдать правила русского языка. Пока вы с моей правкой знакомились, я вашу газету читал, первую полосу, ошибок много, я их выделил.
Редактор посмотрел на первую полосу свежего номера, синей ручкой были обведены ошибки.
- Вы редкий человек!- сказал редактор.- Я с отличием филфак окончил, а вы?
- Я к этому не стремился, подрабатывать приходилось, но у меня отец всю жизнь проработал учителем русского и литературы, он говорил, что у меня дар к русскому, природная грамотность. Но, думаю, Золоторевский сейчас бы нашел ошибки. А раньше не находил...
- Золоторевский величина,- сказал редактор.- Я тоже у него учился. Беру вас.
Геннадий Сергеевич понимал, что долго не продержится на этой работе. Характер у него испортился окончательно. Он стал резким, как не сдерживал себя, прорывалось недовольство. Отвык он от общения с людьми. Вычитывал материалы сначала на компьютере, потом полосы в бумажном варианте. Все делал как лучше, со стилистикой корреспонденты были не в ладах. Он вставал со своего места, подходил к журналистам, вежливо просил подойти к его компьютеру. Объяснял, почему написано не в соответствии с русским языком. - "Ну и поправьте сами, не надо объяснять", - говорили ему журналисты. - "Так, если не объяснять, то и дальше так писать будете, свой стиль не найдете". Он пытался делать, как лучше, но через полгода все журналисты были настроены против него. Последней каплей стало его публичное выступление. Он встал посередине большой комнаты, где за пластиковыми перегородками сидели журналисты, и своим учительским, хорошо поставленным басом, сказал: