Рей Брэдбери
Кукольник
Думаю, что мимо этого кладбища я проходил постоянно. Мой друг Эдди жил через квартал. Это был самый близкий мой приятель, и все три года — с 1935-го по 1937-й — я проводил больше времени у него в доме, чем у себя. Так ведь и водят дружбу, разве нет? Четыре, а то и пять дней в неделю мы с ним были неразлучны — и бродили по всему Лос-Анджелесу. Но по вечерам, проводив его до дома, я всякий раз шел мимо кладбища, и вполне понятно, что в голове у меня роились разные мысли о могилах, ну да. Развилось что-то вроде паранойи, свойственной мальчугану, а позднее — и взрослому: мы ведь в определенном смысле все параноики. Мысль о том, что покойников хоронят целыми рядами, завораживала. Уверен, что порождена она именно вспышкой паранойи, когда однажды к вечеру мне вспомнилось это кладбище.
Мистер Бенедикт вышел из своего домика. Постоял на крыльце, мучительно стесняясь солнца и чувствуя себя приниженным перед ближними. Мимо протрусила собачонка с умными глазами — такими умными, что мистер Бенедикт не решился встретиться с ней взглядом. В кованые железные ворота кладбища у церкви заглянул мальчишка, и рассеянно-цепкое любопытство ребенка заставило мистера Бенедикта содрогнуться.
— Вы — похоронщик, — произнес мальчик.
Мистер Бенедикт, внутренне съежившись, ничего не ответил.
— Эта церковь ваша? — поинтересовался наконец ребенок.
— Да, — сказал мистер Бенедикт.
— И все это место, где хоронят?
— Да, — растерянно подтвердил мистер Бенедикт.
— И дворики, и все могилы, и надгробия?
— Да, — не без гордости согласился мистер Бенедикт.
Это было чистой правдой. Просто на удивление. Удача улыбнулась ему после того, как он долгие годы тянул лямку, не зная ни сна, ни покоя. Сначала он приобрел в собственность здание церкви и кладбище с немногими надгробиями, поросшими мхом вслед за переселением баптистской общины с окраины городка. Затем собственными силами соорудил изящную небольшую покойницкую — разумеется, в готическом стиле, увитую плющом, — а позднее на задах построил домик и для себя. С мистером Бенедиктом умирать было одно удовольствие. Он улаживал вопрос о вносе и выносе тела, сочетая максимум комплексных услуг с минимумом доставляемого беспокойства. «Никакой необходимости в похоронной процессии!» — гласили его набранные крупным шрифтом рекламные объявления в утренней газете. Из церкви прямо в землю — легко и просто. Используются только первоклассные препараты!
Ребенок не отрывал от мистера Бенедикта глаз — и тот затрепетал, будто пламя свечи на ветру. Он остро ощущал свою приниженность. Все живое и подвижное внушало ему чувство подавленности и желание пуститься в извинения. Он только и делал, что соглашался с окружающими, даже не помышляя вступить в спор, повысить голос или сказать «нет». Кем бы вы ни были, мистер Бенедикт робко устремлял застенчиво блуждающий взгляд на кончик вашего носа или на мочку вашего уха или принимался изучать ваш пробор, не осмеливаясь встретиться с вами глазами, бережно держал холодными руками вашу руку, точно какой-нибудь бесценный дар, и твердил одно:
— Вы совершенно правы, безоговорочно и неоспоримо правы.
Однако в разговоре с ним вы неизменно догадывались, что из сказанного вами он не слышал ни слова.
И сейчас, стоя на крыльце, мистер Бенедикт, из опасения не понравиться глазевшему на него ребенку, сказал:
— Ты — славный, чудесный малыш.
Сойдя с крыльца, мистер Бенедикт вышел за калитку, ни разу не взглянув на свою небольшую покойницкую. Оттягивал удовольствие. Во всем крайне важно соблюдать правильную последовательность действий. Не стоит пока радоваться, думая о телах, дожидающихся там применения его талантов. Нет, лучше заняться привычной ежедневной рутиной. Надо посильнее себя завести.
Мистер Бенедикт знал, куда направиться, где можно толком себя взвинтить. Полдня он пробродил по городку, посещая разные места и позволяя живым согражданам давить на себя своим превосходством, растворялся в собственной приниженности, обливался потом, скручивая сердце и мозг в трепыхавшиеся узлы.
Он поговорил с мистером Роджерсом — аптекарем: пустая, бессмысленная утренняя болтовня. Но сохранил и затаил в себе все мелкие шпильки, пренебрежительным тоном подпущенные мистером Роджерсом в его адрес. У мистера Роджерса всегда находилась в запасе какая-нибудь издевка над представителями похоронного дела. «Ха-ха!» — заливался хохотом мистер Бенедикт над очередным измывательством, хотя готов был завопить, раздираемый унижением и жаждой расправы.