Я прогнал кошку и подошел к Алисе, пытаясь обнять ее за плечи. Она вывернулась.
— Ты сказал, что кошки — это отговорка. Давай, бери лотки, вымой их все, потом начнем вечернюю кормежку. Чего ты ждешь?
— Алис, сколько здесь кошек? — Димон прошелся по квартире, пребывая в растерянности.
— Десять!
— Елки-палки, — выдохнула Люська. — Ты не говорила. Алис, я думала у нее максимум три кошки.
— А их десять, — едва не плакала Алиса. — Ребят, не справляюсь.
Мы с Люськой и Димоном принялись мыть кошачьи лотки, Алиса суетилась на кухне. Кошки то и дело мешались под ногами. Кошки, кошки, кошки… Их было слишком много: белые, черные, рыжие, дымчатые, пятнистые, полосатые — голова шла кругом.
— Как хоть их звать? — спросила Люська, водрузив последний лоток на балкон и упав на мягкий кухонный уголок.
— Туся, Муся, Пуся, Куся, — начала перечислять имена Алиса. — Юна, Юла, Молли, Полли, Долли, Заза.
— Чума! — присвистнул Димон. — С фантазией у хозяйки туговато: Муся-Пуся-Туся и… как там еще?
— Куся, — смеялась Люська.
— Вам смешно, — говорила Алиса. — Нет, я сначала тоже думала — ничего сложного. Ну, кошки, ну, десять их — пустяки. Накормила, лоток вымыла — и все окей. Ничего подобного. Одна кормежка занимает около часа.
Мне стало настолько жаль Алиску, что я схватил стоявший в углу мешок сухого корма и начал рассыпать хрустящие шарики по выстроившимся вдоль стены мискам.
— Глеб! Ты с ума сошел! — крик Алисы меня оглушил. — Ты что творишь, прекрати немедленно.
— Я накормить их хотел, ты же сама сказала…
— Что я сказала? Сухой корм с курицей едят только две кошки: Молли и Юла. У Куси на него аллергия… — Алиска вдруг осеклась. — Или это у Муси на курицу аллергия? Забыла. Все забыла.
Пока мы ошалело смотрели на Алиску, она достала из шкафчика сложенный вчетверо тетрадный лист и быстро прошлась взглядом по ровным строчкам.
— Да, у Куси аллергия на курицу, а Муся не переносит крольчатину и рыбу.
— Хочешь сказать, ты кормишь каждую кошку разными кормами?
— Если бы только кормами, — Алиса потрясла записями Анны Яковлевны. — Сухой корм с курицей едят Молли и Юла. Корм с крольчатиной можно давать Зазе и Кусе. Юна ест консервы. Туся и Муся — паштет. Пусе я отвариваю желудочки, никакой другой корм она не воспринимает. Долли ест геркулесовую кашу вперемешку с говяжьим фаршем, а Полли вообще ничего не жрет, кроме отварных пельменей. И это далеко не все, кормить их надо по-отдельности. Иначе кто-нибудь сунется в чужую миску, наестся того, чего нельзя, а после я с тряпкой буду бегать по квартире, ликвидируя несварение кошачьих желудков.
Закончив говорить, Алиска победоносно уставилась на нас:
— Теперь понимаете, на что это похоже? Желудочки отвари, геркулес свари, пельмени, фарш разморозь… И так по несколько раз в день. Плюс лотки, плюс кто-то до лотка не дойдет, напрудит на полу, к тому же я обещала Анне Яковлевне три раза в неделю пылесосить и вытирать пыль. У нее три комнаты, сами видите. Это самоубийство.
— Алис, мы не знали, — пропищала Люська. — Это действительно самоубийство. А Яковлевна твоя тиранка. Хорошо еще, что этих Кусь-Мусь не надо выгуливать.
На некоторое время на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь громким мурчанием Пуси. Или это была Куся? А быть может, Заза или Молли? Черт, как вообще Алиска их различает?
Последующий час мы занимались кормежкой кошачьего царства. Задача, скажу честно, не из легких. Для начала всех кошек мы закрыли в большой комнате, потом Алиска насыпала в две миски сухого корма.
— Дим, — попросила она. — Принеси Молли и Юлу.
Димка с Люськой выскочили из кухни. Вернувшись, они положили на пол двух довольных кошек.
— Нет, — спохватилась Алиса. — Это не Юла и не Молли. Молли рыжая, Юла дымчатая.
— Ты сказала, дымчатую зовут Зазой, — возразила Люська.
— Заза полосатая. Подождите, нет, пятнистая… Или полосатая? Да нет же, Заза полосатая, не путайте меня. Это Куся, то есть Туся пятнистая…
— Дайте мне пистолет, я застрелюсь, — голосила Люська. — Твоя Анна Яковлевна извращенка, лучше бы она присвоила каждой кошке порядковый номер. Первая, вторая, третья… десятая. Мы бы сейчас встали в коридоре и отдавали команды: «Первая — пошла! Вторая — марш лопать свои желудочки! Третья — на очереди! Пятая — сидеть! Седьмая — лежать! Десятая — голос!».
Алиска хотела засмеяться, но из горла вырвался слабый стон. До приезда Анны Яковлевны оставалась целая неделя, а предел ее терпения и силы давно иссякли.