Дану легонько постучал во врата, за которыми был его родной дом, и застыл в ожидании. Послышался детский смех. Дану улыбнулся. Услышав лёгкие шаги, улыбнулся ещё сильнее.
Врата открылись. За ним стояла совсем юная бледная девушка в синих одеждах. Увидев мужчину, она от радости захлопала в ладоши.
— Тин, сестрица! — произнёс баша.
— Дин! Родной! — улыбнулась она.
— Как матушка? Как батюшка? — тепло спросил Дин.
— Я денег принёс! Всем хватит! И тебе, и отцу, и матери, и всем сиротам!
На глазах девушки выступили слёзы.
— Чтобы лекарства от удушья своего купила! — строго наказал Дин.
— Да!
— Обещаешь?
— Обещаю!
— Вот и славно!
— Ты зайдёшь?
— Нет, меня ждут.
Чмокнув сестру в щёку, Дин ушёл.
Цветочная улица, дворик Жёлтых Тюльпанов.
Дин замер возле врат соседнего дворика — дворика Жёлтых Тюльпанов — и прислушался. Тихо. Так тихо, словно жители всей Цветочной улицы все разом взяли и уснули. Баша посмотрел себе под ноги и увидел цепочку аккуратных масляных следов.
— Женские… Интересно.
Дин распахнул врата и увидел ту же цепочку следов, слегка прикрытых опавшими красными листьями. Петляя по узкой каменной дорожке, они вели к заброшенному дому.
Дин приходил вчера домой навещать сестру и родителей. Сходив к лекарю за лекарствами для матери, поиграв с детьми, починив старенький стол, баша наконец вышел во двор отдохнуть. На Чаган уже спустилась ночь. Небо заволакивали серые тучи. Ветер неистово обдирал деревья: красные и жёлтые листья кружились по улицам.
— Ох, колени болят, — прошептала матушка, садясь на скамью, стоящую под пышной ветвистой яблоней. — Дождь будет!
Дин улыбнулся и погладил мать по коленке.
— Сыночек мой… — тепло улыбнулась женщина, гладя его по коротким чёрным волосам. — Что бы мы без тебя все делали?
— Хочешь яблоко? — засмущался Дин.
— Дык они все опали уже, — вздохнула матушка, — то, что опало, мы уже съели.
— Я достану с верхушки. Там есть ещё много!
— Так они скоро сами опадут! Буря вон какая надвигается!
— Матушка, я не позволю тебе есть с земли!
Баша проворно залез на качающуюся яблоню и принялся набивать карманы крупными сочными плодами.
Внезапно где-то протяжно скрипнула дверь. Баша насторожился. Послышались лёгкие шаги. Дин выглянул из-за ветвей и увидел хрупкую фигуру: она быстро покидала дворик Жёлтых Тюльпанов. «Всё семейство этого домика уже сожрано и само стало болтунами! Кто этот человек и что ему надо в чужом доме?» — подумал тогда Дин.
Баша слез с яблони, высыпал на колени матушке весь добытый урожай, и сказал:
— Я пойду спать!
Женщина погладила его по щеке и улыбнулась. Он забежал в дом, ужóм юркнул на кухню. Здесь мужчина нашёл сосуд с растительным маслом. Крадучись, как вор, он вылез через кухонное окно, перелез через забор и зашёл в дом. Тихо. Много пыли, кругом разбросанная одежда и разбитая посуда. Чихнув, мужчина стал рассматривать следы, но их было слишком много. Поэтому Дин не стал церемониться: он просто разбил сосуд с маслом у входной двери…
— Мародёры, все дела… — пробормотал баша, уходя домой. — А я ничего не видел…
— Моя догадка оказалась верна, — пробормотал Дин себе под нос, глядя сейчас на масляные следы. — Кому-то что-то надо в этом доме!
Дин зашёл внутрь и стал внимательно присматриваться. Дверь осталась открытой. Баша увидел цепочку следов: они вели на кухню, которая находилась позади дома, и исчезали у крышки погреба.
— Хм-м…
Баша приподнял крышку. Запахло сырой землей. Дин увидел ступени, уходящие глубоко вниз. На них отпечатались всё те же маленькие масляные следы. Баша нашёл в комнатах тряпки, на заброшенной кухоньке — масло и камни, подобрал со двора палку. Меньше минуты — и факел был готов. Пропитанная маслом ткань горела хорошо. И Дин, выставив факел вперёд, начал спускаться в подземелья. Чем ниже он оказывался, тем свежее становилось. Дикое пламя играло, на каменных стенах плясала тень человека. Вскоре ход стал расширяться. Баша различил дома, выдолбленные прямо в камнях: круглые окна, приоткрытые двери.
Вскоре баша ступил на площадь подземного города и огляделся: улицы, уходящие от площади так далеко, что просто тонули в вечной тьме; пустые дома, чернеющие окна, застывшее время в серых камнях… Больше ничего и никого.
След уходил к одному дому. Не медля ни минуты, Дин зашёл туда и увидел квадратное небольшое грязное помещение. В углу стоял низенький столик. Следы обрывались у стены.
— Не мог же этот человек просочиться сквозь стену? — возмутился Дин.
Освещая себе факелом, баша стал шарить рукой по влажным камням. Ничего. Никаких рычагов, крючков и потайных камней…
— Да чтоб тебя!.. — крикнул Дин.
Его голос разлетелся по пустым улицам. Смачно выругавшись, баша сел на стол. Раздался треск. Дин ещё ничего не успел сообразить, как он, зажмурившись, уже летел вниз — в дыру, внезапно оказавшуюся под столом. Факел погас. Раздался далёкий гул, словно где-то шумела река.
Мужчина упал на сухое сено. Открыв глаза, увидел над собой горящий факел, вставленный в стену. Наверху зияла та самая дыра и треснувший пополам стол. Он не упал. «Кто-то его прикрепил?..».
Что-то щекотало его щёку. Дин поймал конец верёвки: она уходила наверх и крепилась к этому самому столу, который разошёлся надвое. Приподнявшись, увидел чистенький коридор. Вымытый пол, на стенах висят полки с глиняными горшками. Баша выбрался из стога сена и, заглянув в один из сосудов, увидел мокрую землю, из которой торчала луковка: растение уснуло до весны.
— Тюльпан?.. Цветок разлуки?
Дин пошёл дальше. Судя по наклону, коридор уходил вниз. Гул становился всё громче, но в то же время — всё мягче.
— Это точно подземная река…
Коридор привёл мужчину к обрыву, покрытому высокой желтеющей травой. На его краю был холмик со вкопанной глиняной табличкой. На ней было написано: «Мой сын».
— Кто-то похоронил здесь своего сына?.. — пробормотал баша.
Обойдя холмик, Дин взглянул вдаль, побелел и присел: он увидел ленту грязной реки, на которой плавали белоснежные лотосы. Над рекой на своде пещеры зияли дыры в земле, словно пустые глазницы: сквозь них светило бледное солнце и, кружась, падали красные листья. На берегах стояли низенькие дома, из которых выходили обнажённые люди: мужчины, женщины, дети, старики… Они смеялись, что-то передавали друг другу. Пахло свежей выпечкой. Позади низеньких строений находился дом побольше: с его стен свисали чёрные тканевые полотна. Из этого дома тоже входили люди. Одна из них, рыжеволосая девушка, медленно подошла к реке и потянулась. Её упругие груди колыхнулись. Незнакомка вошла в воду по колено, провела длинным пальцем по белоснежному лепестку лотоса и нырнула.
Дин, стоявший с открытым ртом и вытаращенными глазами, услышал всплеск. На волнах заиграли солнечные блики. Через пару мгновений из воды показалась морда чешуйчатого зверя. Тряхнув рыжей гривой, он нырнул, а затем снова вынырнул, выгнув длинную белую спину.
— Чтоб я сдох… — только и сказал баша.
Дракон нырнул снова. Из Белой реки вынырнул другой дракон, чёрный.
— Сколько я заработаю для моей семьи, продав этих тварей… — восхищённо прошептал Дин, разглядывая его гибкое тел. — Нельзя дать главе узнать обо всём.
Желтеющая трава зашуршала: Дин пополз назад.
Улица Тихого Шелеста, Павильон Неприкаянных.
Издалека донеслись приглушённые крики. Лит и Сэнда молча поднялись по ступеням Павильона Неприкаянных. Сэнда отодвинул дверь. Запахло свежими паровыми булочками.