— Лит Чаритон, сын великих сыщиков, ты тоже однажды прочтёшь книжку, написанную сыном великого убийцы, ещё более великим убийцей! Ты поймёшь, что я убивал не только ради своего удовольствия, но и ради твоего! Я хищник. Мне нужно мясо. Ты сыщик, тебе нужно дело. А мне — твои знания! Если ты спросишь «почему?», я отвечу: потому что однажды мой отец посмел нас сравнить… — пробормотал юноша.
Налюбовавшись цветами, он поставил на поднос чайник с чаем, пиалу и спустился в подвалы: отец сидел за столом и записывал очередные наблюдения за очередной жертвой, извивающейся под его ногами: это была соседка. Отец под каким-то предлогом заманил её в дом. Скорее всего, обещал ей показать те самые энотеры, которые росли во дворе. У отца вообще каждый раз были разные причины заманить жертв домой: то он приглашал смотреть «коллекцию» (естественно, книг, а не черепов), то обещал дать семена цветка, то он «ломал» ногу и просил помощи. Последний случай как раз произошёл недавно: помочь вызвался какой-то старик. Теперь его череп стоял на одной из полок.
— Дашь почитать? — полюбопытствовал юноша.
— Ты заинтересован? — удивился отец.
— Я хочу учиться у тебя, — сказал юноша, протягивая ему чашу с чаем.
Отец отложил кисть и взял чашу.
— Наконец-то я услышал это от тебя! — сказал он и поднёс чашу к губам.
Юноша, не скрывая наслаждения, наблюдал, как шевелится кадык его отца: мужчина жадно пил.
— М-м-м, какой сладкий, — сказал он.
Юноша улыбнулся, собрал посуду и ушёл. Оглянувшись, он увидел, как отец снова склонился над книгой. Юноша спустился в подвалы через час. Отец, скрючившись, лежал рядом с остывающим телом в собственной рвоте. Его руки и ноги сводило судорогой, зрачки сильно расширились, на лбу выступил пот. Мужчина тяжело дышал.
— Теперь ты гордишься мной? — спросил юноша.
— Что ты добавил… — прохрипел он.
— Цикуту.
— Что… Же ты…Чувствуешь…
— Радость, — ответил сын. — Ярость. Ненависть к тебе и любовь к книгам! Ещё удовольствие… Я чувствовал это всегда. Когда убивал куриц. Когда убивал человека.
— Человека? — в глазах отца, уже подёрнутых предсмертной пеленой, вспыхнул неподдельный интерес.
— Думаешь, ты — моя первая жертва? — улыбнулся юноша. — Ты всего лишь восьмой!
— Как же искусно притворяешься… — прохрипел отец посиневшими губами. — Ты точно сын своего отца…
Юноша сел за стол и стал читать книгу, которую писал отец. Там оказалось много интересных мыслей. Мужчину скрючило. Он бился головой о каменный пол, выкрикивая что-то несвязное. Его снова вырвало.
— Фу… Ещё убирать за тобой! — пробормотал юноша.
Прошло несколько минут. Отец издал последний вздох и обмяк. Юноша посмотрел на стену, испещренную зарубками: их уже было больше сотни.
— Я убью больше, чем ты!
Позади юноши встала вытянутая тень с длинным хвостом. Юноша оглянулся.
Основное действие, день тринадцатый.
Сумерки.
Улица Тихого Шелеста, пустошь за Павильоном Неприкаянных.
Трещала промасленная ткань: тело неизвестного одноухого мужчины горело.
— Раздуй-ка огонь, — сказал Лит, заметив, как оно начало шевелиться.
Уставший Сэнда начал медленно раздувать пламя опахалом. Тело захрипело и зачавкало.
— Нет, давай я, — Лит отобрал опахало. — Иди лучше слежкой займись.
Сэнда кивнул и пошёл прочь, но вдруг он остановился, оглянулся и спросил:
— Сколько времени прошло в этот раз? С мгновения смерти до мгновения превращения в болтуна? Пара часов?
— Мг-м.
— Когда мы жгли ту девицу Эн, она не успела превратиться. А с мгновения смерти до мгновения сожжения прошло около шести часов.
— Я не знаю.
— Почему же это вообще началось? — пробормотал Сэнда. — Живые заболели непонятно чем… Но ведь и мёртвые тоже повылезали из могил! Ладно, я пойду.
Напарник ушёл. Лит начал усиленно махать опахалом. Языки пламени поднялись выше. Тело задёргалось. Ткань затрещала сильнее.
Уютно потрескивал костёр, облизывая пламенем сухие ветки. В небо поднимался дым, касаясь рыбьей тушки, нанизанной на острую палку: ужин был почти готов. Девятилетний Лит всё никак не мог дождаться, когда придёт отец: хотелось не только есть. Лит должен был рассказать что-то важное. Застыв в ожидании, юный сыщик смотрел на звёзды, стряхивая с рук вездесущих муравьёв. Наконец позади послышались шаги. Отец сел напротив и положил рядом с собой тушку утки.
— Отец! — начал Лит. — Я нашёл следы и примятую траву!
— Я же оставил тебя всего-то на полчаса!
— Неизвестный тащил что-то по земле.
— Мешок с овощами?
— Овощи носят серьги?
Лит достал из кармана круглую серьгу и отдал её отцу. Он задумался, разглядывая украшение. Было тихо. Только лишь шумел бамбуковый лес…
Шумели кроны краснеющих деревьев. Тело горело, но плотная ткань уже перестала трещать. Повалил сильный дым. «Через год отца не стало…» — подумал Лит, наблюдая, как дым поднимается в небо.
Хмельная улица, Зеркальный дворик, жилище Алтана.
Алтан погладил черновики и проговорил:
— Всё готово к представлению!
Ответом ему была тишина: непрошенная гостья уже ушла. Внезапно скрутило живот. Актёр метнулся в уборную. Прошло несколько минут. Алтан вышел крайне недовольный: «А что я недавно ел? Не помню… Яблоки немытые? Я должен хорошо выглядеть к завтрашнему представлению!». Актёр ушёл в комнату, сплошь увешанную зеркалами, и стал рыться в коробке с травами и порошками, приговаривая:
— Не то, не то, не то… Закончилось?
Перебрав все коробки, актёр вздохнул, накинул чёрный плащ на плечи и вышел во двор. Уже сильно стемнело. Лишь только кролики маячили в клетках белыми пятнами. Алтан просунул палец сквозь решётку и погладил одного зверька, сидевшего слишком близко. Но кролик вдруг резко подпрыгнул и попытался укусить хозяина.
— А кажешься таким пушистым… — пробормотал мужчина.
Женьшеневая улица, Серый Дом.
Дин усадил Лали на скамью, стоящую у Серого Дома.
— Подожди тут, — сказал он девушке. — Я пойду узнаю, на месте ли господин Борг.
Лали кивнула, прижав к груди букет пурпурных крокусов. Дин поднялся по ступеням и вошёл внутрь. Баша встретила испуганная помощница лекаря.
— Лекарь у себя? — спросил мужчина.
— Он принимает, но будьте осторожны! Он пришёл меньше четверти часа назад, сам не свой!
— Ну мне всё равно. Главное, чтобы помог.
— Тогда проходите!
Баша сходил за девушкой и принёс её в комнату лекаря. Мужчина стоял возле окна и теребил одной рукой красный шарф, а другой сжимал пузатый пузырёк. Рукав был порван. Взгляд лекаря блуждал по комнате: мужчина так тяжело дышал, словно только что обежал весь Восточный округ.