— Эх, любовь, любовь… Наш мужественный баша и наш милый лекарь… Что может быть прекраснее!..
Помолчав немного, напарник поинтересовался у главы, и в его голосе послышалась лёгкая насмешка:
— Что тебе рассказали лица?
— Людей слишком много.
— Был ли кто-то подозрительным? У тебя зоркий глаз. Ты точно кого-то выцепил!
Лит покачал головой, наблюдая за тем, как баша разгоняют последних зевак. Особенно усердствовал один из них — крупный невысокий юноша с взъерошенными волосами. Грубо выкрикивая, он разгонял людей, двигаясь слишком торопливо, но при этом словно стараясь сдерживать свои движения. Вцепившись четырьмя пальцами в древковое оружие с массивным лезвием на конце, он рьяно колотил другим его концом по спинам несговорчивых чаганцев. Особенно доставалось двоим: один был таким тощим и столь незаметным, что, получив пару раз по хребту, он, улучив мгновение, просто исчез в толпе. Второй — пожилой, высокий, в дорогих одеждах серого цвета, подпоясанных красным шарфом, всё пытался прорваться сквозь людей, но не мог: их было слишком много.
— А праздник уже закончен? Так рано?
Сэнда с Литом оглянулись и увидели мужчину с обесцвеченными, практически белыми волосами. Он стоял, положив руки в карманы белой рубахи и выпятив большие пальцы. Его глаза были сильно распахнуты, а изломанные брови — приподняты. Позади него находилась маленькая тележка, нагружённая костюмами.
— Закончен, — ответил Сэнда.
Мужчина вздохнул, потёр маленькие уши и, прихрамывая, пошёл к тележке:
— Очень, очень жаль… Я так торопился, что упал и подвернул ногу!
— Себялюб несчастный… — вдруг буркнул Лит себе под нос.
Мужчина положил ладони на ручку тележки и замер, словно его только что облили ледяной водой. Даже длинные пальцы застыли в напряжении. Он немного повернулся в сторону двора с открытыми вратами, прогулялся взглядом по жёлтым узорам и взглянул на главу исподлобья.
— Конечно, конечно… — тихонечко проворчал Сэнда, покачав головой. — Глаза распахнуты, уши маленькие, затылок плосковат… Точно себялюб. И никак иначе!
К беловолосому мужчине внезапно подскочил взъерошенный баша и пнул тележку по колесу:
— Уйди с площади, актёришко! — грубо произнёс он, положив руку на ножны, где, судя по форме, лежал тесак.
Глава принюхался: от баша разило запахом смерти. Он протянул руку и схватил актёра за локоть. Мужчина вывернулся, оттянул кожу на подбородке и зловеще произнёс:
— Этот актёришко развлекает всех вас в это нелёгкое время! Не смей меня трогать! Терпеть не могу чужие прикосновения!
— Уйди с площади! Здесь произошло убийство! Главе надо всё осмотреть! — прорычал баша.
— Убийство? — осёкся актёр.
Он бросил на баша взгляд, в котором промелькнула ненависть, а после его зрачки вдруг заметно расширились. Терпение баша закончилось: снова схватив актёра за локоть, он поволок его за собой.
— Костюмы! Мои костюмы! — кричал актёр, плюясь. — Грубиян! Отпусти! Если ты сломаешь мне руку…
— То ты будешь наматывать сопли на кулак! — закончил баша за него.
Зеваки, увидев такое представление, захихикали, а один, одноглазый, с толстым пузом, засмеялся в голос. Актёр покраснел от гнева. Баша уволок его, а остальные баша тоже кое-как вытолкали последних зевак на узкие улицы. Лит и Сэнда зашли в тот самый двор, откуда выкатилась тележка с телом.
Площадь опустела. Лишь только прохладный ветер взметал красные листья, долго-долго кружил их в танце и швырял то на крыши с загнутыми краями, то на землю. Тележка, нагружённая расшитыми костюмами, так и осталась стоять возле разбитого фонтана.
Пустошь позади Павильона Неприкаянных.
Сэнда перестал раздувать огонь, стремительно пожирающий женское тело, завернутое в промасленную ткань: оно лежало в вырытой яме. Бросив опахало на землю, он опёрся о черенок лопаты и мысленно вернулся в заброшенный дом, который был за вратами, расписанными жёлтыми узорами.
Большие комнаты. Сырость. Рухнувшая крыша, осколки черепиц на дощатом полу. Лит указал на несколько разбитых горшков: злоумышленник сопоставил осколки и поставил горшочки на шатающийся столик, где они и стояли до совершения преступления, судя по отпечаткам доньев на покрытом пылью столе. На дощатом полу лежала земля, которая высыпалась из горшков, когда они упали и разбились. На этой земле отпечатались женские маленькие руки. Рядом валялась синяя юбка.
— Никаких зацепок! Никаких! Ничегошеньки! — разворчался Сэнда. — Разве что один из двух злоумышленников очень любит порядок! Ну и чешуя, само собой.
Лит был задумчив. Потирая переносицу, он мерил шагами пустошь, перекопанную вдоль и поперёк. Сумерки медленно спускались на крыши домов, на пустующие улицы Восточного округа. Холодало. Тело юной девицы постепенно догорело. Пламя погасло. Сэнда выпрямился и стал зарывать обугленные останки.
Внезапно окно на втором этаже резко распахнулось: из него выглянула пухленькая девушка в серых одеждах и крикнула:
— Сэнда! К тебе мать пришла!
— Матушка⁈ — отозвался Сэнда.
Лит замер и слабо улыбнулся. Пухленькая девушка исчезла, и в окно высунулась женщина с тугим хвостом на затылке. Её черты лица так сильно заострялись, что даже кончик носа был крючковатым.
— Сэнда! Сыночек! Что там делаешь? Ты замёрз? Я тебе горячего супчика принесла!
В комнате послышался звонкий девичий смех. Матушка нахмурила прямые брови, кончики которых были приподняты к вискам.
— Да я у костра неплохо так погрелся, — буркнул Сэнда. — Матушка! Подожди, я труп закапываю!
Женщина исчезла. Зарыв останки, Сэнда подхватил лопату и отправился в Павильон. Глава пошёл следом. Они пересекли пустошь, обошли весь Павильон и зашли во внутренний дворик, весь усыпанный яблоками, опавшими с желтеющих яблонь.
Матушка стояла под деревом. Смерив Лита с головы до ног презрительным взглядом, она поджала тонкие губы, наклонилась и подняла с земли корзинку, где был глиняный горшочек. Рукава её шёлковых одежд приподнялись, и Лит увидел на её запястье клеймо в виде лилии.
Выпрямившись, женщина подошла к Сэнде и второй рукой начала стряхивать пепел с его рубашки, причитая:
— Какой же ты чумазый… Ты хоть обедал?
— Матушка! — возмутился мужчина.
— Кхэ-кхэ, я прогуляюсь, — прокашлялся Лит и ядовито добавил: — Приятного!..
Сэнда посмотрел на главу так, словно был готов его убить. Лит, слегка улыбнувшись, покинул дворик.
Чаган.
Миновав несколько узких улочек, глава вышел на крутые берега Белой реки, на поверхности которой цвели белоснежные лотосы***. Река брала своё начало с Северных гор и, извиваясь длинной лентой, пересекала всю Долину Лотосов, где и стоял город Чаган. Было тихо: уставшие, исхудавшие, унылые люди торопливо возвращались домой, таща на спине мешки с урожаем, кое-как собранным, по-быстрому. Проводив взглядом одного человека до врат, Лит проводил второго, потом третьего… Где-то вдалеке раздался вопль. Затем снова всё стихло.
Когда лязгнули четвёртые врата, глава обратил внимание на одного человека: совсем молоденькая девушка. Она стояла под покрасневшим клёном, не шевелясь. Тонкая рубашка сползла, обнажив её плечико. Позади девушки замер высокий, очень бледный мужчина в небрежно распахнутой одежде. Наклонившись, он что-то шептал ей на ухо…
Нахмурив брови, Лит снял с пояса маленький нож, прикрыл один глаз, прицелился и метнул оружие в незнакомца. Вскрикнув, мужчина выпрямился: лицо было рассечено от уголка губ до правой брови. Но кровь не потекла. Ни капли. Ни одной капельки…
Девушка, словно очнувшись, шагнула назад и упала навзничь, запутавших в корнях клёна. Зрачки незнакомца сузились, как у хищника. Он с нескрываемой ненавистью посмотрел на Лита, но глава только лишь коснулся второго ножа. Тело незнакомца стало удлиняться, приобретая звериные черты. Волосы превратились в роскошную гриву — чёрную, как смола. Сбросив одежду, он покрылся красной чешуёй, на голове появились длинные рога, а ногти на руках выросли так, что теперь ими можно было бы разорвать человека на куски. Под деревом стоял больше не человек: теперь это был крупный ящер.