— Рит? Что с Рит? — обеспокоенно спросила чаганка.
Сэнда кивнул в сторону болтуна. Девушка заломила руки и прикрыла глаза.
— Я Тину Дану, — прошептала девушка, утирая слёзы. — Я из… Я из другого… Детского приюта. Я пригляжу за детьми.
Сэнда попрощался с девушками кивком головы и ушёл.
Недалеко от Чагана.
Лит осветил девушку горящим факелом: он украл его из одного двора на улице Танцующих Грешников, когда шёл сюда. Глаза зверя засветились, поймав огненные отблески.
Незнакомка, застыв словно кукла, сидела на опавших красных листьях, покрывающих влажную землю. На тонкой девичьей шее зияла глубокая полулунная рана с ровными краями. Один её конец слегка закруглялся вправо. Кровь, стекавшая в глубокий вырез шёлковой рубахи, расшитой витиеватыми узорами, уже засохла и потемнела. За ухом мёртвой чаганки красовался увядающий цветок крокуса. Глаза «куколки» были распахнуты: они подсохли и как будто завалились внутрь. На белкáх виднелись желтовато-бурые участки высыхания. Щёки впали. Лицо приобрело землистый оттенок. Рот приоткрылся, губы стали бурыми, кожа уплотнилась. Взглянув чуть ниже, мужчина заметил натруженные ладони жертвы: там были не только глубокие порезы, но и уже потемневшие ссадины.
— Тринадцатая куколка… — пробормотал Лит.
Перед его глазами предстали ещё двенадцать людей — мужчины и женщины: каждый был наряжен в эти дурацкие пёстрые кукольные наряды, у каждого из уха торчал пурпурный цветок крокуса… Лит горько вздохнул.
Получше осветив тело, сыщик принялся его осматривать, размышляя: «Рана явно сделана посторонней рукой: она равномерно глубока. Горизонтальная. Концы ран — без надрезов. Один её конец слегка закругляется вправо: этот нечеловек — левша. Пока всё, что я о нём знаю. Кровь стекала в одном направлении. Значит, тело не перемещалось после ранения. Самоубийца бы точно дёргался. И раны были бы другие: у самоубийц начало раны глубже, чем конец. К тому же на концах есть поверхностные надрезы. Да, это точно сделал посторонний!».
Глава попытался сблизить края пореза: рана стала прямолинейной. Её длина преобладала над шириной и глубиной. Концы оказались острыми. Лит толкнул тело. Оно завалилось набок. Цветок упал на землю. Сыщик задрал одной рукой эти пёстрые шёлковые одежды и увидел сильные потемнения на бедрах. Большие трупные пятна. Он надавил пальцем на пятно. Оно не исчезло и не побледнело.
«Какие тёмные пятна! Тело точно не переворачивали: нет побледневших следов от прежних пятен, которые перемещаются, если тело перевернуть», — Лит надавил на пятно посильнее. Его цвет не изменился.
«Она была убита вчера ночью, около полуночи. Эта тварь лишила несчастную девушку жизни и посадил её здесь, ожидать меня… Он сумасшедший!».
Сыщик взял её руку в свою и стал рассматривать царапины.
«Судя по мозолям, она из бедняков».
Лит взял другую руку и так же внимательно рассмотрел уже высохшие глубокие порезы и тёмные ссадины: «Ты сопротивлялась или нет? Это прижизненная ссадина или пятно высыхания? Как же там меня учил отец…». Лит зажмурился и задумался. Прошло несколько мгновений. Сыщик распахнул глаза и выпустил её ладонь из рук. Воткнув пылающий факел в землю, мужчина оторвал кусок ткани от шёлковых кукольных одежд и огляделся. В нескольких шагах блеснула лужица, поймав лунный свет. Лит намочил ткань, плотно обмотал ладони чаганки и стал ждать, измеряя шагами расстояние от дерева до дерева.
По внутренним ощущениям сыщика прошло минут сорок. Он подошёл к девушке, присел и размотал мокрую повязку. Взяв в руки факел, глава поднёс огонь к её рукам и хорошенько осветил: тёмная ссадина значительно посветлела, а края порезов стали мягче.
«Эти порезы были нанесены уже после её смерти».
Девушка дёрнулась. Лит резко выпрямился и достал из ножен, висящих на поясе, один маленький нож и прицелился в её трахею. Чувствительное место. Конечно, уже мёртвого человека этот удар уже не остановит, но хотя бы немного задержит. Девушка дёрнулась снова. Из воротника шёлковых одежд выпала записка: «Сын великих сыщиков, осталось три дня. Я уже приглядел ещё трёх куколок! С ненавистью, твой Тэ», — прочитал глава слова, написанные аккуратным почерком.
— Кто ты, тварь? — пробормотал Лит. — Что я тебе сделал?
Девушка зачавкала. Лит развернулся и быстрым шагом прошёл в город. В его висках запульсировала дикая боль. Сутулая гиена послушно семенила за ним.
Краснеющие кусты скрывали человека в чёрных одеждах, под которыми виднелась кипенно-белая шёлковая рубаха. Всё это время он наблюдал за каждым движением Чаритона, так искусно скрываясь, что глава ничего не заподозрил. Даже гиена ничего не унюхала! Для этого человеку пришлось щедро облить себя маслом шелковицы. Сладкий ягодный аромат разнёсся по округе, смешавшись с терпким запахом пурпурных крокусов.
«Как жаль, что я не могу прочитать его мысли… Зачем этот сыщик намотал на её руку ткань? Придётся посмотреть в книгах этого глупого лекаря. Мой недальновидный отец… Как тебе такие игры? Ты всю жизнь заманивал жертв к себе и убивал их в собственном подвале. Я же спокойно хожу по улицам, ещё и мимо сыщика, того самого отпрыска Чаритонов! Тебе такое и не снилось! Мне очень приятно, что я оказался умнее его, этого сына великих сыщиков… Я стольких уже убил! А он всё ещё не вышел на мой след… Мне пришлось даже подстегнуть его, начав убивать каждый день, оставляя записки. Но этот дурак всё никак не может меня найти… Он же должен прочитать мою самую лучшую книгу! Ведь он там главный герой… А к тому мгновению я должен исчезнуть».
Его «куколка» задёргалась. Злейший враг — и одновременно лучший вдохновитель — выпрямился и достал из ножен маленький нож.
«Точно! Надо приписать моему герою этот нож! Забыл!» — мысленно воскликнул человек.
«Куколка» дёрнулась ещё раз. Сыщик что-то сказал, но человек не расслышал его.
«Куколка» зачавкала. Сыщик развернулся и пошёл в Чаган. На лице «сына великих сыщиков» застыла такая боль, что человек расплылся в довольной улыбке: чтобы увидеть это выражение, человеку пришлось убить тринадцать человек от лица Тэ, а также почти весь Чаган от лица…
Улица Тихого Шелеста, Павильон Неприкаянных.
Уже сильно стемнело, когда Лит, мучаясь от дикой головной боли, поднялся по ступеням Павильона. Пройдя мимо Сэнды, который терпеливо ждал его всё это время, держа записку в руках, глава спустился в подвалы и прошёл в самую дальнюю комнату. Раздвинув двери, мужчина вошёл в помещение, которое освещала почти догоревшая свеча, и пнул первый попавшийся гроб. Он с грохотом полетел на пол. Сердце главы трепыхалось в груди, по его лицу блуждали тени, отчего синяки под глазами выглядели ещё темнее.
Сэнда прислушался: судя по громким звукам падающих предметов, его друг снова швырял на пол гробы. Гиена, которая предусмотрительно спряталась под столом, тихонько заскулила. С другой стороны, из Ледяных комнат, послышались звуки переворачивающихся столов: там метался Ран Борг, уже обратившийся в болтуна. Рит в этих комнатах не было: Сэнда помог Нилану вырыть яму и уложить туда тело женщины из приюта, замотанное в ткань. С огнём баша справился сам.
«Кто ты, тварь! Кто ты⁈» — мысленно кричал Лит, переворачивая очередной гроб. Из Ледяных комнат послышался грохот.
«Это Рит? Или это Ран Борг? Если он, значит лекарь обратился меньше чем за два или три часа. А несчастная девушка, двенадцатая куколка, просидела за городом больше суток, ожидая меня. И обращаться начала при мне? Совпадение? Чей-то план⁈».
На пол полетел ещё один гроб.
«Завтра четырнадцатый день… Значит, погибнет кто-то ещё…».
Лит готов был рвать на себе волосы от злости. Но сорвал только грязные одежды. Швырнув их на пол, взял пузырёк с лекарством от бессонницы и полностью выпил его. Поставив его на перевернутый гроб, глава забрался в другой гроб, который служил ему кроватью, натянул на себя одеяло и закрыл глаза. Поверх сброшенных одежд лежали две тряпичные куклы и немного подсохший цветок крокуса: это всё выпало из карманов.